7 побед Берии. Во славу СССР!
Шрифт:
Присутствовал также помощник Берии Сергей Михайлович Владимирский (его вежливую улыбку при приглашении гостей в кабинет Берии Кисунько определил как «гримасу, входящую в трафарет любезности»).
В описании Кисунько облика Берии явно прослеживаются следы рассматривания Григорием Васильевичем фотографий Берии, опубликованных в «катастроечную» пору.
Но вот в то, что не лишённый щегольства (а уж позы — тем более, стихи писал, да ещё и с «чуйствами») Кисунько точно запомнил одежду Берии, я верю.
Вот как это описано Кисунько: «великолепный, с иголочки костюм из мягкой тёмной ткани,
Кисунько словно упрекает Берию за его стиль одежды, как будто было бы лучше, если бы заместитель Председателя Совета Министров великой державы явился на люди в заношенном пиджачишке с кургузыми брюками, рубашке с грязным воротником и сбившимся на бок «вечным» галстуком на резинке.
Несомненно, точно описание Григорием Васильевичем и огромного письменного стола Берии, «уставленного телефонными аппаратами».
Что ж, огромный рабочий стол — необходимое, хотя и недостаточное условие эффективной работы очень загруженного человека. За такими столами не руководят, а действительно работают, удобно раскладывая множество бумаг, чтобы все их держать в поле зрения и т. д.
Когда все устроились в креслах, Берия.
Впрочем, вначале признаюсь, что далее цитирую Кисунько с одним коррективом: те слова из уст Берии, которые Кисунько даёт с «кавказским» акцентом (думая, очевидно, что тем вызовет у читателя дополнительные негативные чувства), я привожу в обычной нормативной транскрипции — для удобства читателя.
Итак:
«.Сначала познакомимся с одним документом, — начал Берия, поднявшись с кресла (я крайне благодарен Кисунько за эту ценную деталь, ибо она доказывает, что Лаврентий Павлович был воспитанным человеком, а не начальственным хамом, который, развалившись в кресле, изрекает «глубокие» указания подчинённой «шушере». — С.К.) и взяв со стола папку. — Я его вам сейчас прочитаю:
«Дорогой Лаврентий Павлович! Докладываем Вам, что пуски зенитных ракет системы «Беркут» по реальным целям не могут быть начаты из-за того, что поставленные на полигон заводом № 92 антенны оказались некачественными. Завод отнесся к своей работе безответственно. а представитель КБ-1 Заксон самовольно разрешил отгрузку антенн с этими отступлениями. Просим Ваших указаний. Калмыков, Расплетин»
— Кто писал эту шифровку? — спросил Берия.
— Мы, Лаврентий Павлович, — поднявшись по-военному, ответили Калмыков и Расплетин. — Мы вдвоём.
— Как это вдвоём? Кто держал ручку?..»
Тут я цитирование временно прерву, чтобы заметить, что лично меня восхитили точность и «сочность» последнего вопроса Лаврентия Павловича! Он сразу, «на корню» отсекал возможность напускать туман, разводить турусы на колёсах и т. д., зато устанавливал атмосферу конкретности.
Засим продолжаю цитирование воспоминаний Кисунько:
«.Текст обсуждали вдвоём, а в блокнот вписывал я своей авторучкой, — пояснил Калмыков.
Я (Кисунько. — С.К.) понял, что зачитанная шифровка была неожиданностью не только для меня,
Вот чем, оказывается, занимались авторы шифровки втайне от меня и Заксона на полигоне. Страшно работать с такими людьми.»
Здесь я опять вынужден прервать цитату. Кисунько выше выразился неточно! Для Расплетина и Калмыкова неожиданностью было лишь то, что Берия так вот прямо и сразу их пасквильную шифровку прочтёт при всём честном народе! Тоже, между прочим, не такой чтобы тривиальный приём — публично вскрывать организационные «гнойники» без уклончивой «терапии», а «хирургическим» методом.
Далее же события развивались так:
«.А теперь прочитаем ещё один документ, — продолжал Берия. — «Дорогой Лаврентий Павлович! Докладываем Вам, что антенны А-11 и А-12, изготовленные серийными заводами с отступлениями от ТУ (технических условий. — С.К.), зафиксированными военной приёмкой, согласно принятому нами решению отгружаются для монтажа на боевые объекты системы «Беркут». Рябиков, Устинов, Калмыков, Щукин, Куксенко, Расплетин, Кисунько».
— Какому документу прикажете верить? — спросил Берия. — На полигоне антенны негодные, а для боевых объектов такие же антенны оказываются годными? Объясните мне этот парадокс, товарищ Рябиков.
— Лаврентий Павлович, по-видимому, товарищи Калмыков и Расплетин погорячились, и, ни с кем не советуясь, поторопились с шифровкой. Мы посоветовались с главными конструкторами и
считаем, что антенны годные, — ответил Рябиков.
— А может быть, они не погорячились, а на них в Москве надавили и заставили подписать этот другой документ об отгрузке антенн на объекты? А оттуда куда будем отгружать? На свалку?..»
Любой человек, когда-либо занимавшийся делом, а не болтовнёй, и принимавший участие в совещаниях, уже по тому, как Берия начал это совещание, поймёт, во-первых, насколько сильным управленцем тот был, а, во-вторых, и как к человеку отнесётся к нему с уважением.
Так разговаривать и «заворачивать» дело будет лишь человечески яркая и доброкачественная личность!
Берия ещё задал ряд конкретных уточняющих вопросов, выслушал ответы
Кисунько, Куксенко, а затем:
«… После паузы Берия подытожил:
— Я убедился, что дело здесь не простое. Надо разобраться специальной комиссии. Рябиков, Устинов, Глян, Куксенко.
— И Щукин, — добавил Рябиков.
— Хорошо. Результаты работы комиссии доложить мне шестого марта в понедельник».
И на этот раз всё для Кисунько кончилось «ничем».
Причину этого он видит, впрочем, не в объективности Берии, а в последовавшей почти сразу после совещания смерти Сталина. Однако эта смерть не нарушила обычного порядка работ ни в Первом, ни во Втором, ни в Третьем главном управлениях, да и порядок работы самого Берии изменила лишь на недолгое время, о чём свидетельствуют документы.
Так что и после 5 марта 1953 года Берия, если бы за Кисунько выявились действительные грехи, о нём не забыл бы. Да и аппарат у Лаврентия Павловича (не репрессивный, а управленческий) был не таков, чтобы упускать из виду серьёзные вопросы, особенно — кадровые.