7 злых гениев, шокировавших мир
Шрифт:
Все без исключения ученые заостряют внимание на многолетней дружбе Тэмуджина с не менее смелым и влиятельным воином по имени Джамуха. Рассматривая пристальным взглядом жизненную стратегию Чингисхана, нельзя обойти вниманием его отношения с человеком, который долгие годы слыл кровным братом создателя Монголо-татарской империи. Познакомившись еще в детстве и поклявшись выручать друг друга, они пронесли дружбу и верность клятве ровно до того момента, когда вдруг стали мешать друг другу и превратились в непримиримых соперников. В этом жизненном акте отчетливо видно примитивное противостояние самцов, отчаянно борющихся за пространство и территорию влияния. Их борьба стала подтверждением жутких проявлений человеческой души, пораженной безудержным стремлением к господству. После одного из сражений Джамуха, чтобы внести смятение в ряды противника, сварил заживо семьдесят пленных юношей. И хотя современные историки считают существенным преувеличением число истребленных таким способом
Создавая государство, Чингисхан казался потомкам мудрым ваятелем, ибо не забыл о таких рычагах управления, как религия или учреждение из числа приближенных чиновников. Многие указывают на вьщающиеся реформы в армии и администрации, но они проистекали не из решимости созидателя, а из страха разрушителя. Действительно, военные и государственные реформы проводились, и в сравнении с периодом, предшествующим объединению монголов, татар и ряда других родоплеменных союзов в единую общность, они имели, с точки зрения эволюции человека, революционное значение. Ряд потерянных в степи нищих племен Чингисхан силой своего влияния сплел в единую могущественную империю, обогатившуюся за счет покоренных и разрушенных культур и превращенную в государство с незыблемыми законами. Но, с точки зрения психических процессов, управляющих жизнедеятельностью создаваемой империи, государство Чингисхана опиралось как раз на жестокое подавление деструктивных раздражителей более мощными рычагами. Рычагом номер один оставался страх смерти, рычагом номер два стало отлучение от социальных благ при насильственном изменении статуса. Другими словами, этот человек доказал, что дьявольские проявления внутри каждого легко сдерживаются не знающей жалости и милосердия рукой властелина, которую он держит на глотке своего народа. Закон Чингисхана сделал едва ли не единственным видом наказания смертный приговор, а наказывались жители новой империи за все – от прелюбодеяния и кражи скота до лжесвидетельства и подслушивания. Более могучее деструктивное поглощает и укрощает одуряющие бесовские импульсы менее сильных…
Примечательно, что практически единоличную власть над всеми, с сохранением возможности применения и деструктивных мер, имел только сам Чингисхан. Власть введенных им курултаев, как и религиозная власть шаманов, должна была оставаться фикцией и заменителем его верховной власти, заканчиваясь там, где начиналась его личная власть. Классическим примером может служить эпизод уничтожения неугодного и получившего слишком заметную власть шамана Теб-Тенгери, которому, как только он начал заслонять собою Чингисхана, просто и безо всяких объяснений переломали хребет. «Все, чем он не мог управлять, Чингисхан уничтожил», – подытожил ситуацию после объединения племен историк Д. Уэзерфорд.
И что же сделал Чингисхан после создания нового государства? То единственное, что он умел, но только в увеличенном масштабе. Если раньше он убивал отдельных людей, которых считал врагами, затем десятки и сотни стоящих на пути к достижению доминирования над оставшимися в живых, то отныне, укрепив свою власть мощью оружия, он мог уничтожать тысячи и десятки тысяч. Нужны были новые и новые военные кампании, расширение могущества за счет низвержения новых государств и получения новых богатств. Несмотря на совершенствование военных стратегий, жизненная стратегия была хаосом, множеством пересекающихся и противоречащих друг другу линий. Единственной видимой целью воинственного Чингисхана оставался процесс войны, ибо даже победами хан не умел распорядиться. Историки приводят строки из письма географа Якута аль Хамави, отмечавшего, что выдающиеся архитектурные строения монголы «стерли с лица земли, как строки письма стирают с пергамента, и эти обители стали жилищем для сов и воронов, в них теперь лишь сипухи перекликаются и ветры стонут». Военная добыча просто складировалась как хлам, служивший в глазах современников вещественным доказательством побед и материализованным эквивалентом могущества. После смерти Чингисхана его сын Угедей будет швырять богатства из сокровищницы отца прямо в беснующуюся толпу.
Кстати, необратимое устремление Чингисхана к ложным целям любопытно отразилось на его детях. Двое старших смертельно враждовали за власть и были лишены ее отцом (самый старший Джучи вскоре умер при загадочных обстоятельствах), а двое младших (третий сын Угедей и унаследовал империю, едва не развалив ее), понимая, что по обычаю монголов им не светит власть, рано пристрастились к другому пороку – пьянству. По случаю своего восшествия на престол Угедей провел в пьяной оргии несколько месяцев, а самый младший сын, Тулуй, в сорокалетнем возрасте так напился, что отдал Богу душу. Фактически это было иной проекцией неспособности к продуктивности, уходом в противоположную жажде агрессии плоскость, но также лишенную смысла и идей.
Но новые расширения границ, похоже, уже не приносили счастья Чингисхану. Покорив Китай и большую часть Средней Азии, а при помощи сына Джучи и военачальника Субедея дотянувшись едва ли не до центра Европы, Чингисхан стал «владыкой владык». Нет смысла перечислять сожженные города, сметенные с лица земли народы и покоренные государства. В некоторых, ожесточенно сопротивлявшихся городах после осады и штурма неделями полыхали пожарища, а неустрашимые воины великой империи просто резали, насиловали и замуровывали людей в стены. Получившие из рук Чингисхана полномочия убивать, они не преминули воспользоваться своим правом. Разбуженные демоны вырвались наружу, показав истории худшие проявления человеческих качеств. Жаждущий крови дикарь мог уютно чувствовать себя лишь в шкуре предводителя зверей, воинственного главаря, движущегося к смерти и толкающего в ее объятия тысячи тысяч, которые выкрикивали его имя из Ада, называя великим героем и не менее великим извергом.
Видевший много смертей с детства и с малых лет перешагнувший через табу убийства ближнего и старшего в роду, Чингисхан не тешил свой взор видом отдельных истязаемых и насилуемых. Он «довольствовался» монотонным превращением в золу целых народов и городов. «Величайшее наслаждение и удовольствие для мужа состоит в том, чтобы подавить возмутившегося и победить врага, вырвать его с корнем и захватить все, что тот имеет; заставить его замужних женщин рыдать и обливаться слезами, сесть на его меринов с гладкими крупами, обладающих хорошим ходом, превратить животы его прекрасных супруг в новое платье для сна и подстилку, смотреть на их розовоцветные ланиты и целовать их, а их сладкие губы цвета грудной ягоды сосать!» Эти слова, приписываемые Чингисхану Рашид-аддином, несомненно, говорят об истинных устремлениях властелина степи. И в глаза бросается прежде всего отсутствие целей. В мертвом безыдейном пространстве Чингисхана жизнь заключалась в убийстве врага, грабеже его материальных ценностей и обладании его женщинами. Этот круговорот бесконечен и не несет в себе ничего, что могло бы рассматриваться потомками как достижение.
Как большинство людей, ставших разрушителями во имя своего тщеславия, Чингисхан старался подкреплять свои наиболее противоречиво воспринимаемые действия религиозно-мистическими знаками. К Небу Чингисхан обращался множество раз, как только следовало внушить управляемому им народу веру в необходимость того или иного рискованного шага. Таким образом он не только укреплял свою позицию, подкрепляя свое мнение мнением несуществующих богов, будто стоящих за спиной завоевателя, но и перекладывал часть ответственности за будущие потери и невзгоды на них. Он, определив себе роль полубога, беззастенчиво пользовался посредническим мостиком между Небесами и всем остальным миром.
Но все искусство управления Чингисхана меркнет в тот самый миг, как только появляется осознание того, что ни приобретение исполинской власти, ни завоевание половины мира не открыло перед предводителем монголов никаких заманчивых просторов бытия, отличных от войны. Дикий и необразованный, лишенный стремления к высшим знаниям, он так и остался воинственным животным, облаченным в доспехи бога.
В войне же Чингисхан совершенствовал искусство истребления народов. Он научился даже возбуждать звериные импульсы у врагов, как во время китайского похода, где монголы искусно провоцировали каннибализм и восстания внутри осажденных городов. Хорошо зная психологию борющегося за жизнь человека, они запирали многочисленных жителей внутри городских стен, чем вызывали такое психическое напряжение, которое на фоне голода прорывалось в животном поедании друг друга и даже восстании внутри осажденных городов. Источники свидетельствуют, что во время одного из таких мятежей при осаде города в Китае армия осажденных уничтожила несколько тысяч своих же мятежных крестьян.
Чингисхан и многие другие завоеватели ради своих побед дали могучий толчок распространению деструктивных идей, закрепивших исковерканное представление о могуществе. Среди прочего, они пробуждали дьявольские импульсы как в своих современниках, так и у тех, кто жил сотни лет спустя. Небезынтересна одна из многочисленных легенд на тему подобного иррационального могущества. Когда при штурме одного из крупных городов был сражен зять Чингисхана, он позволил дочери, потерявшей мужа, решить судьбу жителей. Удивительно, но женщина, ждавшая в тот момент ребенка, распорядилась уничтожить все население, включая маленьких детей. Можно утверждать, что Чингисхан и его воины привнесли в мир такой заряд отрицательной энергетики, импульсы которого, похоже, не иссякли и поныне в противоречивой цивилизации, которая все еще занята совершенствованием своего оружия.