7. Найм
Шрифт:
– А вот это видал?
Эх, деточка, я видал, как внезапно всплывает атомный подводный крейсер. В полностью защищённой и контролируемой акватории. Вот это — «кукиш». А у тебя так — фигурка из трёх пальцев.
Резкое движение селянина отозвалось шорохом за спиной: Сухан переступил ногами и взял еловину поудобнее. За столом три мужика старательно разглядывали друг друга поверх пивных кружек. Не прекращая вливать и проглатывать, не рискуя остановиться или прерваться. Придётся снова мне влезать.
– Жердяй, поправь меня. Связка у тебя получилась такая. Нужно женить старшего, потому что без этого нельзя женить следующих. Без женитьбы
– Батя! Давай их вышибем. Я этому уроду наглому все кости…
– Ш-ш-ш…
Юноша, ну разве можно разговаривать так громко, когда у старших головка того… бо-бо до такой степени? Жердяй поморщился от боли, от шума, от энтузиазма сыновнего. Надеюсь — и от сыновней глупости. Поставил кружку на стол. Как-то задумчиво: то ли поставить и разговаривать, то ли продолжить поправку здоровья.
– Откуда узнал?
О, так эта очевидная для меня гипотеза является тайным стратегическим планом?!
«В эпоху войн, в эпоху кризиса, Когда действительность сложна, У засекреченного пахаря Должна быть бдительной жена».Только его жена не причём — до секретов можно не только допытываться, но и додумываться. Правда, сейчас, в этом его… синдромном состоянии, такая мысль будет выглядеть неправдоподобно. Дадим более съедобное обоснование:
– Сорока начирикала. Я же «зверь лютый» — мне ж положено язык птиц и зверей понимать.
Сороки не чирикают. И мало ли что, где и куда мне положено. Мужики снова загрузились. Краем глаза поймал выражение лица Николая. Сведённая судорогой интеллектуального напряжения физиономия, постепенно заполняется радостно-наглой ухмылкой. Не то — от понимания, не то — от пива.
– Ну и?
– Свадьбе — быть. Условия — ты слышал. По рукам?
Сыновья поморгали, по-разглядывали сперва — меня, потом — отца, потом радостно-удивлённо завозились на скамейке: «А… ну… так значит… это ж другое дело… таку препону… и сразу в церковку,… а бревна-то для избы уже лежат… да хоть завтра и начнём… ну, наконец-то я со своей…».
Жердяй внимательно и несколько тоскливо посмотрел на своих сыновей. Как-то даже презрительно. Вздохнул. Хотел что-то спросить, поморщился и передумал. Внимательно заглянул в свою пустую кружку. Будто надеялся увидеть там ответ. И — протянул руку над столом. Ладонью кверху.
Часть 27. «А в доме нашем пахнет …»
Глава 143
Николай хлопнул, вытащил свою бересту для записи «ряда» — договора. Парни сбегали за соседями — свидетели нужны, хозяйка выставила на стол бражку и кое-какую закуску. Всё это время Жердяй неподвижно смотрел в стол перед собой. Только когда процедура была исполнена, и народ собрался уже обмыть сделку, негромко остановил:
– Погодь. Второй ряд.
И — резко вскинул глаза мне в глаза. Ну что ты на меня так смотришь, дядя? Я же тоже — не пальцем сделанный, не палкой рождённый, не с копья вскормленный.
– Николай, пиши второй ряд. О том, что добрый человек по прозванию Жердяй женит старшего сына своего на старшей дочери доброго человека по прозванию Меньшак. И боярич Иван Рябина свадьбе этой препятствовать не будет, а даст молодым место в своей усадьбе. Как всем прочим своим холопам.
– Чего?! Как это?! Каким холопам?! Старшого — в холопы?! Батя! Этот хмырёнок чего толкует?
Но это взвизги сыновей. А Жердяй смотрит мне в глаза. Потом опускает взгляд в стол и объясняет ситуацию своим великовозрастным недорослям. Одной фразой:
– В робу — холоп, в холопа — роба.
Да. Вот это — самая русская фраза. Самая исконно-посконная. Тысячелетняя. До Христа, во время Христа, после Христа. Всё меняется — и юридические нормы, и цари с князьями и генсеками. Города вырастают и исчезают, боги меняются, реки иначе течь начинают. Меняются права собственности и порядок землепользования. Но эта формула на Руси — всегда. Редкие перерывы — и снова. Правила закабаления своих — то ужесточаются, то облегчаются, пленных иноземцев вообще будут возвращать за выкуп. Но и в 20 веке, в Советском Союзе, в русской народной песне будет звучать это же самое вечное русское правило:
«На горе колхоз, под горой совхоз, А мне миленький задавал вопрос. Задавал вопрос, сам глядел в глаза, Ты колхозница, тебя любить нельзя. Что колхозница — не отрицаю я, И любить тебя не собираюсь я. Я пойду туда, где густая рожь И найду себе кто на меня похож. На горе колхоз, под горой совхоз, Меня миленький целовал до слёз…».Я купил в холопы Меньшака со всем семейством, его старшая, хоть и просватанная, дочь — член его семейства — стала моей рабыней, робой. После венчания её муж станет моим рабом — холопом. «И найду тебе кто на тебя похож». Или — сделаю похожим.
Чётко по «Русской Правде», точно по всем последующим «Судебникам» и «Уложениям». По «Закону Русскому». Ныне и присно и во веки веков. Всё чинно-благородно. И — херувимно. В смысле: «я чту уголовный кодекс».
Всё в «Святой Руси» требует — женись. Человеческая физиология, демография, экономика, социальная система, церковь, общественная мораль… А женщин не хватает. И юридическая норма превращается в социальную ловушку. «В робу? — Холоп». А кто не согласен… «Мы берегли свою свободу»… От особо свободолюбивых — потомства не остаётся.
В установившейся за столом тишине был хорошо слышен женский всхлип из поварни.
– Батяня, да как же это?…
– Вы!.. Это у вас в яйцах аж пищит! Всё — дай да дай! Всю плешь проели! Женихи хреновы! «Женится хочу». Вон оседова! Все!
Народ дружно убрался из-за стола. И быстро. А я остался. Жердяй ухватил бороду в кулак, подёргал. Потянулся, было, снова к кружке, но передумал.
– Мой грех. Тогда на свадьбе… Неделю пили… Вот и получилось…. Она как родила да увидела… Думали — выправится. К попам ходили, к знахарям… Сколь свечей к иконам поставил… Она всё плакала. Кажную ночь подушка мокрая… Как боялись, когда она вторым ходила. Ежели бы… такой же — повесился бы. Бог миловал. И остальные… А первенец… А теперь вот… Сразу изведёшь?