7. Найм
Шрифт:
Покупать девушек на вес мне прежде не приходилось. Кажется, в Таиланде стоимость билета в автобусе устанавливается кондуктором по весу пассажира. А тут и не Таиланд, и не автобус, и я — не кондуктор.
– Зря ты свою бабу ругаешь. То, что она девок рожает — не её вина. Твоя. Это тебе вспоминать — за какие грехи тебя господь девками наказывает.
– Не… Чего это? Она ж рожает — не я. И люди все так говорят. Все ж знают — есть заклятие такое. Чтоб баба — одних девок… Если б мёрли сразу — ладно. А то ведь — живут. А кормить чем? Не, боярыч, ты чегой-то не то…
– Это не я — «чегой-то».
Вот, Ванюша, можешь поставить крестик в личном реестре попадизма и прогрессизма. «Туземцам прочитана лекция по основам генетики. Понятия XX и XY хромосом даны в доступной для понимания селян форме». Открыжим.
Из-за стенки донеслось дружное «ой». Бурный, быстрый обмен мнениями шёпотом. И всё затихло в ожидании продолжения. Мужик потряс головой, отгоняя как надоедливую муху, изложенную мною научную истину. Которая возлагала вину за несчастье в форме не того гендерного признака на него самого.
Почему несчастья? Потому, что детей даёт бог. Если дети не того пола, размера, цвета, кондиций, которые считается «правильными» в данном социуме в данный исторический момент — гнев господень. Нормальная практика в таких случаях — послать жену по святым местам. Обычно помогает — в дороге встречается достаточно много добрых людей, которые способны поспособствовать в части воспроизводства потомства нужного окраса.
Меньшак очень не хотел принимать сказанное мною. Принять на себя ответственность… Перестать уже привычно, накатано ругать безответную жену, просто пойти против всеобщего, общенародного понимания ситуации и виновности в ней, против обычаев, против дедов-прадедов… «Душа не принимает».
«Тьмы низких истин нам дороже Нас возвышающий обман».Он даже дёрнулся возразить, типа: брехня и бред недоросля глупого, но увидел внимательный, впитывающий новое знание, взгляд Николая. Вспомнил, что я не «хрен с бугра», а «Зверь Лютый», хорошенько отхлебнул из кружки, отложил дискуссию по сомнительным утверждениям лженауки генетики «на потом», и задал коренной вопрос современности:
– И чего?
– Ну, давай думать. Тебе сынов хочется? Самое простое: подкладываешь свою бабу под других мужиков. Да вон хоть под Жердяя — у него-то только сыновья… Чего «нет»? Не тряси головой — отвалится. Ну «нет» — так «нет».
Бурный шёпот за стенкой за моей спиной позволил оценить накал страстей в остальной части семейства при обсуждении предложенной перспективы. Хотя позиции сторон по данному вопросу были выражены неразборчиво.
– Будешь девок своих купцам в неволю продавать? Ты про гречников слыхал? Только слышал, а дела не имел? И что потом они с «живым товаром» делают? Говорят, что неволя у «гречников» — хуже смерти. А здесь им — смерть от нищеты да голода — прокормить ты их не можешь. А баба твоя — опять брюхата ходит. Поди, ещё одну девку носит. И что скажешь? Ругаться не надо. «Везде клин» — это понятно. Чего делать будешь, Меньшак? Вот. Вот поэтому я и пришёл. Купить хочу. Только не одну из дочерей твоих, а тебя. Самого. С семейством, конечно.
Сзади за стенкой что-то упало и разбилось. И, кажется, — не один раз. Меньшак ахнул и уставился на меня. Изумление его было столь велико, что он не только распахнул рот до самых гланд, но и наклонил свою кружку. Откуда, вполне по закону, сами знаете какого Исаака, струйка бражки полилась на штаны. Напряжено-мыслительный взгляд Николая дошёл до такого накала, что выражал уже не просто напряжённость и мыслительность, но и гримасу боли от этих обоих состояний.
– Эта… А зачем я тебе? Ну… А?
– Вот был бы на моём месте Николай, он бы тебе ответил по-купечески: и товар плох, и нужды в нём нет, и с перевозкой забот не оберёшься. Дескать, «не пользы ради, не корысти для, а токмо дабы не отвыкнуть». Но я с тобой не по-купечески, по-человечески разговариваю.
Я сунул ему в руки свою, почти нетронутую, кружку с бражкой, указал глазами типа: дёрни. Подождал, пока мужик заглотнул. И приступил к объяснению:
– Ты, может, слыхал: батюшка мой Аким Янович Рябина в бояре метит. И для того заселяет надел свой разными пришлыми людьми. Смердами да холопами. Избы там строит, лес корчует, луга чистит. Только вот какая задача: мужиков-то в миру полно. Но вотчина считается не по мужикам, а по тягловым дворам. А тягло — это мужик с бабой. Бобыли — не считаются.
– Ты… эта… Ты постой. Ты чего — девок моих замуж выдать надумал? Так они ж маленькие ещё! Их же ж это… да подохнут они под мужиками-то!
– А тебе-то чего? Как купцам на чужбину продавать — согласен. А купленную-то на торгу девку, там, в тридевятом царстве, — никто спрашивать не будет — маленькая она или уже большая. Ладно, уймись. И не во всяком домушке — из-под венца да сразу под мужика. Обвенчали ныне, запись сделали, дом — полный, в счёте — тягло. А уж когда дело до дела дойдёт… Но не об этом речь.
– А об чём?
– А об тебе. Твою беду, наказание твоё божье, от которого ты в петлю лезть готов, я могу в прибыль обернуть. У меня в вотчине десятков шесть баб да девок. Вот ты их всех и покроешь. Ну, чтоб они от тебя брюхаты ходили.
– Чего?! Всех?! Шесть десятков?!
– Ну, может, восемь. Откинь старых, малых, яловых, больных, кормящих, беременных… Не так много остаётся. Или не потянешь?
– Да я… да только дай! А ежели они не схотят? Ломать их? Тогда помощников надоть. А то такие здоровые бабцы есть… Кулак у ей — как у тя голова. Ка-ак приложит… Опять же, а мужики их как? А ну — драться будут? А?
– Не твоя забота. Какая сама не захочет, или там муж у неё… Я в Рябиновке вотчинник. И смердов своих… уговорю. А вот если после твоей службы у меня лет через пятнадцать будет в вотчине полсотни невест лишних, то… полста дворов новых только так встанут. И мне они будут — не лишними. Это от смердячек. А которые холопками родятся да на личико не сильно страшными вырастут — можно будет и гречникам скинуть, серебра получить. Твои-то девки — вроде не уродицы. Может, и новые, которых сделаешь, — по хорошей цене пойдут.