7000 километров по Африке
Шрифт:
Но буквально через несколько минут нас ожидало другое приключение. На большой поляне прожектор осветил стадо из не менее чем тридцати пасущихся гиппопотамов. Мы не сразу признали их. Сначала они напоминали округлые копны зеленого сена, а при ближайшем рассмотрении стали походить на танки, покрытые маскировочными сетками. Детеныши же напоминали спецназовцев в маскхалатах. Все дело было в том, что тела бегемотов сплошь были покрыты зелеными коврами из болотных кувшинок. Вылезая вечером на сушу из родного водоема, гиппо украсили свои тела изумрудными пелеринами, закрывающими даже ноги. Можно было только пожалеть о том, что кувшинки не цвели, — вот это было бы действительно фантастической картиной. Однако звери, по-видимому, не разделяли наших восторгов. Потревоженные резким светом, несколько гиппопотамов бросились в нашу сторону, с треском сметая низкорослый кустарник. Рейнджер выключил свет и дал по газам. В полной темноте мы промчались несколько минут и перевели дыхание только тогда, когда вдали показались костры нашего лагеря.
Стакан водки, миска каши и теплый спальник — что еще нужно туристу-авантюристу, чтобы окончательно почувствовать себя счастливым после такого незабываемого дня.
Однако масса впечатлений, полученных за сегодняшний день, требовала
Хотя, к стыду человеческого общества, кое-где в Африке охота еще разрешена по специальным лицензиям. Ряд деятелей ищет оправдания этому позорному факту в необходимости регулирования численности тех или иных видов животных в целях поддержания гармонии в природе. Иначе, как глупыми и циничными, эти бредни псевдозоологов трудно назвать. Гитлер тоже хотел регулировать численность определенных национальностей человека путем истребления. Так что данная «идея» не нова, и поклонники ее мало чем отличаются от нацистов. Много стало волков — отстрелять; много расплодилось кенгуру — уничтожить, а то будет плохо… Плохо кому, позвольте вас спросить? Человеку? Не думаю. Человеку и человечеству будет только хорошо, если миром будут управлять установленные Богом законы саморегуляции и естественной гармонии в природе. Жизнь на нашей Земле существует миллионы лет, и тот, кто ее регулировал все эти годы, пусть продолжает заниматься этим и дальше. Ведь везде, где человек вмешался в этот процесс, везде он получил только проблемы. Хотелось, как лучше, а получалось, как всегда… Займитесь лучше самосовершенствованием, люди! Не лезьте не в свои дела, для собственной же пользы! И уж совсем преступной мне представляется охота — как страсть, как забава или как способ самоутверждения. В одном из номеров журнала «ТВ-Парк» я как-то увидел большую фотографию одного из самых маститых наших кинорежиссеров, которую он дал автору прославляющей его статьи в качестве фотодокумента из семейного архива. На ней этот кумир миллионов запечатлен в Африке, с карабином в руках, подле убитого старого буйвола. Его преисполненный гордости вид как бы говорит зрителю — вот я какой герой, настоящий мужчина! Думаю, что очень многие люди, как и я, потеряли к нему былое уважение. Ведь даже если он и по глупости когда-то убил несчастное животное, то хотя бы потом ему хватило сообразительности не показывать на всю страну свои «подвиги». Я еще могу понять, к примеру, эскимоса, добывающего зверя для еды. Но сытого и самодовольного супермена, который даже не задумывается о всех последствиях такого поступка, в том числе и для себя самого, — не пойму никогда. Если уж невтерпеж доказать всем, что ты такой мужчина и герой, а не пошлый киллер, выйди против зверя один на один, с голыми руками, как это делали, например, Геракл и Самсон! Да зачем далеко ходить, еще совсем недавно зулусы, пока не прозрели, один на один выходили на льва. Все их оружие при этом состояло из коротких пик-ассегаев и кожаного, туго натянутого на деревянную раму щита. Подойдя ко льву на пятнадцать — двадцать метров, они бросали в него ассегаи, а затем моментально падали на землю под щит, плотно прижимая его к себе за ремни. Щит, изготовленный из кожи бегемота, был настолько прочным, что выдерживал когти любого хищника. Лев делал бесплодную попытку его разорвать, после чего начинал уходить. Отважный охотник вскакивал и бросал в хищника очередные пики. Так продолжалось до тех пор, пока лев не падал, истекая кровью. Воины племени бечуанов вообще выходили с ассегаями на льва, десять против одного, и бились с ним в открытом бою, до последнего. При этом они не бросали свои пики издалека, а втыкали их в тело льва, подойдя вплотную. Так охотились настоящие мужчины: в честном бою, а не расстреливая противника издалека, да еще небось из автомашины. Ну, да Богему судья…
Лет двадцать назад, я был знаком с семьей Богачевых — потомственных тигроловов. В Уссурийской тайге, вчетвером, с собаками ходили они на отлов тигров, вооруженные одними только деревянными рогатинами. На их счету было тогда уже более десятка пойманных для нужд зоопарков хозяев тайги. Эти удивительной скромности люди никогда не кичились своей храбростью и, казалось, даже стеснялись своего занятия, считая, что амба, как называют тифа на Дальнем Востоке, должен жить свободным.
Для меня тоже неприятны и неприемлемы зоопарки. Ведь клетка, она и есть клетка, как ее не назови, — это тюрьма для животного. Мы изучаем жизнь животных, говорят ученые-тюремщики. Полноте! Как можно, живя в удобной московской квартире, изучать повадки животных, сидящих в неволе? В медицине любое исследование обязательно проводится, как in vivo, так и in vitro; то есть как в пробирке, так и в живых условиях. Ведь даже непосвященному ясно, что результаты будут разными. Кому нужны результаты изучения животных, находящихся в неволе? Ну, разве что изощренным изуверам. Если кто-то считает себя настоящим ученым, пусть едет в места их обитания, как это делал, например, Б. Гржимек, живет там и занимается действительно серьезными исследованиями, а не показухой. Ведь лев в клетке и лев в буше — это разные звери.
Цирковая дрессировка животных мне также представляется полнейшим издевательством над ними. Мало того, что животных там держат в неволе. За еду их заставляют делать вещи, вовсе им не свойственные. Это атавизм, оставшийся в обществе от римских варваров; желание возвеличить человека как царя природы, который все может. Но если ты считаешь себя царем, то прежде всего уважай своих подданных, а не глумись над ними и не делай из них рабов. Голодом можно добиться, конечно, многого, но это еще никому не делало чести. А какой вред это зрелище наносит воспитанию детей, вырабатывая в их неустойчивых характерах жестокость и жажду повелевать более слабым. Само слово-то какое — «укрощать», то есть насиловать, заставлять, принуждать… А по какому, собственно, праву? По праву сильного? А если вдруг найдется более сильный и станет, за еду, укрощать вас? Понравится? Поставьте себя, на минуту, на место цирковых животных и, может быть, тогда согласитесь со мной. Надо уважать природу и принимать окружающий мир таким, каким он создан Богом, а не укрощать его. Сильный должен быть добрым и мудрым, в противном случае от силы будет происходить одно только зло. А совершивший зло всегда получит зло в ответ.
В «Буддистской декларации природы» (Ассизи, 1986 г.) говорится следующее: «Если животные не в состоянии передать, что они страдают, то это не означает, что они не чувствительны или безразличны к боли и страданию. В этом смысле их положение мало чем отличается от положения человека, у которого расстроена речь… Мы видим поразительное сходство между истреблением диких животных ради забавы и уничтожением невинного человеческого существа по прихоти более могущественного человека. Право на жизнь мы рассматриваем как свое неоспоримое право. Но будучи нашими соседями на этой планете, другие виды тоже имеют право на жизнь. И поскольку человеческие существа, а в равной мере другие чувствующие, но не являющиеся людьми существа зависят от окружающей среды, как важнейшего источника жизни и благополучия, давайте признаем, что охрана окружающей среды и нарушенного в прошлом по нашей небрежности равновесия должны быть воплощены в реальность со всей решительностью и мужеством». Мне нечего к этому добавить…
12 июня 2001 года
Малави или Ньяса? Инцидент на границе. Банту и тумбуни. Шторм на озере. Ваши дети — вам не дети
Рано утром с огромным сожалением мы покидаем национальный парк Южная Луангва. Как хотелось бы задержаться в этих девственных местах еще на несколько дней. Очень жаль, что нам не придется принять участие в большом международном празднике, который состоится здесь двадцать второго июня. Дело в том, что только в этом районе можно будет наблюдать полное солнечное затмение в день летнего равноденствия. К этому событию и приурочен интереснейший фольклорный праздник.
Но дорога неумолимо зовет нас в дальнейший путь на восток, в сторону границы с другой африканской страной — Малави. Мы едем по местам, которые в ходе своих тяжелейших экспедиций подробно описали и нанесли на карты замечательные британские исследователи Африки: Верни Камерон (1873–1875), Генри Стенли (1871–1889), Джозеф Томпсон (1879–1880). Даже сейчас, сто двадцать лет спустя, нашу экспедицию не назовешь легкой, а каково было тогда путешествовать первым европейцам?
Три часа пути, и мы добираемся до замбийского пограничного пункта — Чипата. У американцев из нашей группы здесь возникли проблемы с визами. Они оказались просроченными на несколько дней, и ребятам пришлось заплатить солидный штраф. Такая же участь, видимо, ждет и нас в Танзании, так как из этой страны мы будем выезжать на три дня позже срока окончания визы. Но это будет еще нескоро, а пока благополучно пересекаем границу и едем по территории Малави. Чудеса, да и только: пограничный пост Мнинджи находится аж в шестнадцати километрах от линии границы. Интересно, а чья же территория находится между теми и другими пограничниками? Паша тут же изъявил желание ее приватизировать, но Юрик денег в долг не дал. Но на самом посту было уже не до шуток. У нас потребовали международные сертификаты о наличии прививок против желтой лихорадки, которая является здесь эндемичным заболеванием. У француза же возникли проблемы с визой. Я рассказывал ранее, как мы купили малавийские визы в Йоханнесбурге, а Диди решил, что это можно будет сделать непосредственно на границе, но это оказалось невозможным. Тем не менее его впустили в страну, дав сорок восемь часов срока на то, чтобы оформить визу в самой столице. В противном случае француза арестуют, как уголовного преступника. Диди, привыкший к условностям на границах европейских стран, еще долго бурчал в машине. Мне же подумалось о том, что пограничники в африканских странах — молодцы. Вы ведь, к примеру, не станете обижаться на своих соседей за то, что у них металлические входные двери? И напротив того — не будете всерьез воспринимать человека, у которого эти двери все время нараспашку. Разве можно не заботиться о мире и покое в собственном доме и в собственной стране, беспечно расслабляясь от спокойной жизни?
Лет пятнадцать назад мне пришлось в качестве врача-эколога Советского комитета защиты мира принять участие в парусной регате — «Sailing for Pease», проводимой в странах Балтийского региона. Естественно, в каждой стране, куда заходили наши яхты, нам было необходимо ставить в паспорта и в судовые документы соответствующие отметки на границе. Помню, как мы, войдя в территориальные воды Дании, пришвартовались у пирса первого же небольшого городка и стали ждать прихода представителей погранслужбы. Безнадежно просидев на яхте половину дня, мы отправились сами искать их по городку. Совершенно одинаковые маленькие, беленькие домики под красными черепичными крышами, с непременной геранью на подоконниках, казались вымершими. Тишина на улочках стояла такая, что было слышно пролетающую редкую муху. Две-три хозяйки, которые попались нам, копающимися в полисадниках, сказали, что местный пограничник уехал в деревню к внучке и будет только к вечеру. Попросив сообщить ему о нашем прибытии и побродив по сонному городку, мы до позднего вечера прождали пограничника у пирса. Мы не могли уйти в дальнейшее плавание без отметки Бельгийского погранпоста и костерили нерадивого служивого в хвост и гриву. Уже стемнело, когда на велосипеде к нашей яхте подъехал похожий на гнома маленький старичок и, достав из картонной коробочки печать, проштамповал все, что мы попросили…
Спустя месяц после успешного окончания регаты мы на всех парусах темной ночью приближались к берегам родного Советского Союза. Я спал в кубрике после вахты, когда тишину вдруг прорезал громоподобный звук морского ревуна и многократно усиленный мегафоном голос стал отдавать резкие властные команды, из которых я запомнил только: «Орудия к бою… Приказываю остановиться!.. Экипаж на палубу!..» Ошеломленный, я выскочил наверх. В слепящих лучах прожекторов по палубе уже бежали с автоматами наперевес матросы советского сторожевика. Что-то там, в Москве, не сработало, и пограничников не предупредилио нашем возвращении. Отбуксированные на военную базу, мы пять часов простояли у пирса, без права схода на берег и под охраной часового, пока с нами не разобрались…