7000 километров по Африке
Шрифт:
Ровно половина всех дней нашей экспедиции осталась позади. Ежедневные десяти — двенадцатичасовые переезды, подъемы в пять часов утра и отбой около полуночи уже стали давать знать о себе. Все мы немного подустали, хотя и втянулись в режим: палатки ставим за три — пять минут, полностью сворачиваем лагерь за четверть часа. Сегодня Брендон решил дать команде день отдыха. Большинство людей отправились загорать на берег озера, а он принялся проводить профилактические работы на машине. Ну а русским вновь пришел черед дежурить по лагерю. На этот раз мы решили отработать парами, и сегодня дежурными будут Паша и Володя. Естественно, чужую посуду мыть никто больше не собирается. Была, правда, шальная мысль снова собрать у всех миски и помыть старым таежным способом: там охотники обычно ставят свои миски перед собаками, и те начисто их вылизывают, тут вам и мытье, и дезинфекция вместе. Собак по нашему лагерю сегодня бегает немало, и руки чесались насолить чванливым иностранцам. Но потом решили собак не утруждать.
Неподалеку
Но больше всего нас восхитили знаменитые зулусские щиты. Мало того, что они очень красивы на вид и очень легкие. Сделанные из шкур, они тем не менее настолько прочны, что выдерживают не только стрелу лука, но и пулю гладкоствольного ружья. Ранее я рассказывал уже о том, как с их помощью когда-то охотились на львов. Но щиты были уж больно велики, а нам предстоял еще долгий путь. Зато мы заказали персональные резные доски из черного дерева с нашими именами, маршрутом и всей африканской атрибутикой. Их уже сегодня вечером обещали принести в наш лагерь. Чернокожие продавцы уже «озападнились», а потому бойко торгуются и даже предлагают менять нашу одежду и обувь на свои изделия. Курение в Африке запрещено, и они, к счастью, не знают, что такое сигареты. Некоторые из них, правда, курят палочки из веток какого-то местного дерева, затачивая их ножом с обеих сторон.
Вернувшись в лагерь к ланчу, мы с досадой обнаружили, что полковник Володя бросил Пашу дежурить в одиночку, а сам ушел в миссию Ливингстона. Знаменитый путешественник создал ее когда-то на вершине горы, высящейся неподалеку и жил там некоторое время. Нам всем хотелось туда сходить, но на это требовался целый день, а покидать лагерь из-за дежурства мы не имели права. А вот Володя, ни слова не говоря, взял и ушел… Да, русские попадаются разные даже среди походников. Паша разбушевался и стал грозить разобраться с «ушлым полковником», когда тот вернется. Пришлось мне напомнить ему, что все люди — разные, воспитывать и переделывать кого- то на свой лад — бессмысленно и бесполезно. Если человек близок тебе по духу и убеждениям, то и общайся с ним в свое удовольствие. А вот если жизнь заставила его открыться, и ты увидел, что на самом деле не имеешь с ним ничего общего, то просто отойди от него. Он не плохой, а просто другой, поэтому-то каждый и должен искать всю жизнь себе подобных методом проб и ошибок. И чем быстрее ты поймешь, кто с тобой рядом, тем меньшим будет разочарование… Паша успокоился, но заявил, что жить с Володей в одной палатке далее не будет. Мы помогли ему в дежурных работах после ланча, и дальше наши планы разделились. Юрик, который постоянно страдал от неудовлетворительного, по его мнению, количества и качества походной пищи, не смог уговорить нас с Пашей посетить ресторанчик в небольшом отеле на берегу озера, и потому один отправился кушать и спать…
Для меня же еда никогда не представляла из себя предмет пристального внимания. И будучи мальчишкой я всегда забывал про нее, увлеченный то книгами, то авиамоделизмом, то общественной работой, а когда стал изучать медицину, то понял, что яды, в основном, попадают в организм человека двумя способами: с вдыхаемым воздухом и с потребляемой пищей. Дышать реже мы не можем, а вот ограничить количество еды, особенно тем, кто ведет малоподвижный образ жизни, просто необходимо. Причем еда эта должна быть не только простой и естественной. Чуть позже я расскажу, почему, по моему мнению, вредно употреблять в пищу импортные продукты. Хотя долго задерживаться на этой теме не считаю необходимым. Процесс принятия пищи всегда отождествлялся для меня с бензозаправкой автомобиля, то есть что-нибудь надо перекусить только тогда, когда в организме заканчивается «горючее», причем постараться сделать это побыстрее, так как для человека существуют более достойные занятия. А вот чревоугодие, на мой взгляд, вообще является примитивным качеством. У кого нет пищи для ума, тот замещает ее пищей для желудка. Конечно, в жизни бывает необходимость решить за столом какие-то серьезные вопросы. Но для меня всегда важнее был вопрос — с кем пообедать, а не чем пообедать.
Поэтому-то мы с Пашей предпочли согласиться с предложением посетить вич-доктора. Дело в том, что в лагерь к нам пришел темнокожий мальчик, лет двенадцати, по имени Винсент. На прекрасном английском языке он предложил, за пять долларов с носа, сводить желающих в горную деревню к местному знахарю-шаману, или вич-доктору, как зовут здесь таких людей.
Около часа прошли мы по горной тропинке, петляющей среди леса, пока не оказались в глухой деревеньке, состоящей из четырех тростниковых хижин, прилепившихся у крутого обрыва. Шаман где-то медитировал в лесу, и его уже ждал деревенский мальчуган, повредивший себе руку. Один из местных мужчин взял большой барабан и принялся боем вызывать шамана в деревню. Я тем временем осмотрел руку мальчишки. Налицо имелся перелом костей предплечья, и мне пришлось шинировать его какими-то подручными палками и тряпками. Сигнальный барабан гудел не менее получаса, пока из леса не показался, наконец, высокий худой старик, лет семидесяти, иссохший и морщинистый как мумия. Одет он был в потрепанную козлиную шкуру, а голова была покрыта высоким тюрбаном из пестрой ткани. Узнав причину, по которой его побеспокоили, он велел нам подождать и, бросив на землю свою котомку, занялся поврежденной рукой мальчика. Сняв с нее все, что я с трудом нагородил, он принес из своей хижины деревянную миску с каким-то белым порошком. Винсент тихо сообщил нам, что это толченая кость гиены. Шаман смешал порошок с соком какого-то растения, до образования кашицы. Оторвав полосу материи, он смочил ее в этой кашице и затем забинтовал ею поврежденную руку. Затем он занялся своей котомкой, вытряхнув из нее пучки каких-то трав и корней. Присев на камень у хижины, он удалил с них остатки земли, затем ободрал веточки и разложил отдельными кучками корешки, травы, листья и семенные коробочки. Каждую из этих кучек он завернул в ветхую тряпочку, завязал и подвесил под стреху своей хижины. Какие-то крупные корни знахарь надрезал в нескольких местах, сложил в полотняный мешочек и стал давить и толочь их между двумя камнями. Периодически он мыл эти камни в плошке с водой, а потом замочил там и весь мешочек. Тем временем мальчик с забинтованной рукой вновь попался мне на глаза. Подозвав его знаком, я осмотрел повязку, сделанную шаманом. К великому моему удивлению, она уже высохла, превратившись в легкий, гладкий и твердый футляр, хотя прошло не более пятнадцати минут. Фиксация руки была идеальной, и я стал серьезно присматриваться к тому, что делал лесной лекарь.
Бросив в плошку с замоченным корнем круглый зеленоватый камешек, он поставил ее на солнце и что-то пробормотал. Мы, общаясь с шаманом через Винсента, спросили ею о назначении данного снадобья. Старик ответил, что еще неделю будет готовить из него зелье, с помощью которого сможет летать по воздуху, чтобы найти и уничтожить того врага, который недавно отравил воду в лесном озере. Винсент подтвердил, что в озере действительно стали травиться животные и что шаман уже несколько раз улетал на несколько дней в поисках вредителя.
Мы спросили шамана, может ли он показать нам, как он общается с духами? Старик ответил утвердительно, взяв с нас за это зрелище по два доллара. Он снял с себя козлиную шкуру и, оставшись в набедренной повязке, стал готовиться к сеансу черной африканской магии. Натерев свое тело каким-то коричневым порошком, шаман сначала им же намазал нам лбы, а потом дал глиняную плошку со скользкой и холодной белесоватой кашицей, велев нанести ее на виски. Смесь эта имела кисловатый запах и стала довольно быстро высыхать, стягивая к затылку кожу головы. Затем нам была дана другая плошка, в которой курился пучок рыжеватой травы. Нам было предложено вдыхать по очереди тонкую струйку зеленоватого дыма, тянущуюся из плошки, и стараться ни о чем не думать…
Сам же шаман повесил себе на пояс сначала одну связку, состоящую из металлических и деревянных побрякушек, величиной с консервную банку каждая, а затем, поверх первой, нацепил связку с побрякушками поменьше. На свои лодыжки и запястья он прицепил черные, белые и красные бусы, вперемешку с маленькими колокольчиками. На голову старик надвинул большую шапку-папаху, сшитую из хвостов шакала. Затем он снял со своей шеи небольшой мешочек-кисет и высыпал оттуда себе на ладонь зеленовато-коричневые, похожие на спитый чай листики. Набив ими короткую глиняную трубку, он подпалил угольком содержимое и сделал несколько глубоких затяжек…
Через минуту он отбросил трубку в сторону и вышел в центральный круг деревенской поляны, обозначенный черепами каких-то животных, держа в руках изогнутый посох. Внезапно раздался рокот барабанов. Это три полуголых нефа начали отбивать бешеный ритм на высоких барабанах, зажав их между бедрами. Старый шаман сначала медленно раскачивался, что-то бормоча, а затем издал резкий высокий крик, подпрыгнул на месте и вдруг бешено закрутил своим тазом. Побрякушки и бубенцы вокруг его талии разлетелись в стороны и стали издавать страшный звон и треск. Несколько женщин, сидящих у костра на краю поляны, бросили в огонь охапку красноватой травы. Повалил густой дым с запахом вяленого мяса, и женщины запели, стуча деревянными дощечками друг о друга.