72 метра
Шрифт:
— Я же докладывал… — зашевелился группман.
— Я же — я же… жопа, докладывал он…
Петю сразу не продали. Некогда было. В автономку собирались. Но в автономку его не взяли. Костьми легли, а не взяли.
— Петя, ты чего не в море?
— Та вот… в отпуск выгнали…
Он ждал на пирсе, как верный пес. Деньги у него кончились. После автономки наклевывался Северодвинск. Постановка в завод с потерей в зарплате. С корабля бежали, как от нищеты. Группман сам подошел к командиру:
— Товарищ командир, отпустите
— Шиш ему. Чтоб здесь остался и деньги греб? Вот ему! Пусть пойдет. Подрастратится. Вот ему… а не деньги!
— Товарищ командир! Это единственная возможность! По-другому от него не избавиться. Хотите, я на колени встану?! — группман встал. — Товарищ командир! Я сам все буду делать! Замечаний в группе вообще не будет!
— А-а… черт…
В центральный группман вошел с просветленным лицом. Петя ждал его, как корова автопоилку. Даже встал и повел ушами.
— Три дня даю, — сказал ему группман, — три дня. Ищи себе место. Командир дал добро.
Через три дня группмана нашел однокашник:
— Слушай, у тебя есть такой Громадный?
Группман облегченно вздохнул, но тут же спохватился.
Осторожный, как старик из моря Хемингуэя. Забирает. Так клюет только большая рыба.
— Ну нет! — возмутился группман для видимости. — Все разбегаются. Единственный мужик нормальный. Специалист. Не курит, не пьет, на службу не опаздывает. Нет, нет… — и прислушался: не сильно ли? Да нет, вроде нормально…
Петю встречали:
— Петя, ты, говорят, от нас уходишь?
— А чаво я в энтом Северодвинске не видел? Чаво я там забыл? За человека не считают!
Скоро они встретились: группман и однокашник.
— Ну, Андрюха, вот это ты дал! Вот это подложил! Ну спасибо! Куда я его теперь дену?
— А ты его продай кому-нибудь. Я как купил в мешке, так и продал.
— Ну да. Я его теперь за вагон не продам. Все уже знают: «не курит, не пьет, на службу не опаздывает»…
Н-да… теперь продать человека трудно. Это раньше можно было продать: на базар — и все. Золотое было время.
Бомжи
Офицеры, не имеющие жилья в России, собраны в актовом зале для совершения акта.
Входит адмирал. Подается команда:
— Товарищи офицеры!
Возникает звук встающих стульев.
Адмирал:
— Товарищи офицеры.
(Звук садящихся стульев.)
Затем следует адмиральское оглядывание зала (оно у адмирала такое, будто перед ним Куликово поле), потом:
— Вы! (Куда-то вглубь, может быть, в поля.) Вы! Вот вы! Да… да, вы! Нет, не вы! Вы сядьте! А вот вы! Да, именно вы, рыжий, встаньте! Почему в таком виде… прибываете на совещание?.. Не-на-до на себя смотреть так, будто вы только что себя увидели. Почему не стрижен? Что? А где ваши медали? Что вы смотрите себе на грудь? Я вас спрашиваю, почему у вас одна медаль? Где остальные? Это с какого экипажа? Безобразие! Где ваши начальники?.. Это ваш офицер? А? Вы что, не узнаете своего офицера?.. Что? Допштатник? Ну и что, что допштатник? Он что, не офицер?.. Или его некому привести в чувство?.. Разберитесь… Потом мне доклад… Потом доложите, я сказал… И по каждому человеку… пофамильно… Ну, это отдельный разговор…
Я вижу, вы не понимаете… После роспуска строя… ко мне… Я вам объясню, если вы не понимаете. Так! Товарищи! Для чего мы, в сущности, вас собрали? Да! Что у нас складывается с квартирами… Вопрос сложный… положение непростое… недопоставки… трубы… сложная обстановка… Нам недодано (Много-много цифр.) метров квадратных… Но! Мы — офицеры! (Едрена вошь!) Все знали, на что шли! (Маму пополам!..) Тяготы и лишения! (Ы-ы!) Стойко переносить! (Ы-ых!) И чтоб ваши жены больше не ходили! (М-да…) Тут не детский сад… Так! С квартирами все ясно! Квартир нет и не будет… в ближайшее время… Но!.. Списки очередности… Всем проверить фамилии своих офицеров… Чтоб… Никто не забыт! Кроме квартир, ко мне вопросы есть? Нет? Так, все свободны. Командование прошу задержаться.
— Товарищи офицеры!
Звук встающих стульев.
Как становятся идиотами
Шла у нас приемопередача. Не понимаете? Ну, передавали нам корабль: лодку мы принимали от экипажа Долгушина. Передача была срочная: мы на этой лодке через неделю в автономку должны были идти.
И вот, чтоб мы быстренько, без выгибонов приняли корабль, посадили нас — оба экипажа — на борт и отогнали лодку подальше; встали там на якорь и начали приемопередачу.
Поскольку всем хотелось домой, то приняли мы ее, как и намечалось, без кривлянья, часа за четыре.
Командир наш очень торопился в базу, чтоб к «ночному колпаку» успеть. «Ночной колпак» — это литровый глоток на ночь: командир у нас пил только в базе.
Тронулись мы в базу, а нас не пускают — не дает «таможня» «добро».
В 18 часов «добро» не дали, и в 20 — не дали, и в 21 — не дали: буксиров нет.
В 22 часа командир издергался до того, что решил идти в базу самостоятельно: без буксиров.
Только мы пошли, как посты наблюдения и связи — эти враги рода человеческого — начали стучать о нас наверх.
Наверху всполошились и заорали:
— Восемьсот пятьдесят пятый бортовой! Куда вы движетесь?
«Куда, куда»… в дунькину кику, «куда». В базу движемся, ядрена мама!
Командир шипел радистам:
— Молчите! Не отвечайте, потом разберемся!
Ну и ладно. Идем мы сами, идем — и приходим в базу. А оперативный, затаив дыхание, за нами наблюдает; интересно ему: как же эти придурки без буксиров швартоваться будут.