77 бантиков на одной голове
Шрифт:
Старушки сердито посмотрела из-под надвинутого на глаза платка и сипло заметила.
— Вот купи да угощай!!!
— Покупаю, — сказал Желми и протянул руки к мешку.
Старушка встрепенулась, засуетилась.
— Вам сколько?
— Нам сколько? — поднял Медведь голову
— Все! Все!… - заносились голуби
— Все!
Теперь среди голубей показались воробьи, галки, вороны.
— Скоко, скоко??? — старушке показалось, что она просто ослышалась.
— Все, — повторил Желми.
— Не, мил человек, стоко не могу, — её
— Почему не можете? — не понял Желми.
— А чем я торговать буду? Вы все купите, а я по миру? Не, не…и не уговаривайте…ни, ни, ни…, - и стала заталкивать выпавшие седые волоски под серый выцветший платок ладонью размером с шахтерскую лопату.
Желми оглянулся на толстяка.
— Объясни ей, чего я хочу.
Толстяк вздохнул и тяжело стащил с плеч рюкзак. Поковырявшись в тесемках, он сунул руку, и достал оттуда смятую денежку. Бубня под нос, только ему понятные слова, биолог-зоолог протянул купюру старушке. Старушка поплевала на пальцы, взяла бумажку и юрко соорудила из неё кулечек, для крепости усердно скрутив его внизу. Потом лихо наполнила семечками обмотанную синей изолентой рюмку и опрокинула её содержимое в кулек.
Биолог-зоолог в ужасе прикрыл глаза, смотреть на эту чудовищную картину он не мог. Он потряс головой, надеясь, что увиденное могло просто показаться. Старушка же, широко улыбаясь пустым ртом, совала кулечек ему в нос.
— На…милой. Двадцать копеек…!
— Бабуля, ты завернула деньги в кулек, — проскрипел сквозь зубы Борис.
Старушка призадумалась, заглянула в кулек, поковыряла его указательным пальцем. Потом изучающе посмотрела на Желми, на Бориса. Видя, что они не шутят, старушка закудахтала.
— Какие-такие деньги? Мил человек!
— Вот эти!!! — и Борис, высыпав семечки, развернул кулек.
Бабуля встрепенулась.
— Ты што, мил человек, мне суешь? Я што, на своем веку денег не видала. И она залезла себе за пазуху и вытащила оттуда узелок. Послюнявив пальцы, она стала аккуратно разворачивать дряхленький носовой платок.
— Смотри-кась, эти от царя, — развернула она широкую портянку, — эти от секретаря, эти от прызыдента.
— Это тоже от президента, только от другого, — уверил её Борис.
— Богохульник, — замахала старушка на него руками.
— Ты что, мне не веришь? — возмутился толстяк, — я тебя когда-нибудь обманывал?
— Не-а, — мотнула головой старушка, — я те обману!!! Да я первый раз тебя вижу. Я вот ему верю, — и старушка ткнула костыльным пальцем в сторону Желми. — Он скажет — продам. Скажи, молодец — правильные бумажки?
Тот кивнул.
— Откуда я знаю, наверное правильная. Нам их в банке дали
Старушка кончиком платка вытерла краешки губ и согласилась.
— Только, мил человек, я за две бумажки согласная. И ни меньше…
Толстяк стал доказывать, что за одну бумажку можно купить три мешка семечек, на что старушка резонно заметила.
— А ты иди и купи, што ко мне
Борис подавил в себе всхлип, поспешно сунул купюру в карман и развернулся, чтоб уйти. Словно на птичьем рынке, голуби испуганно заносились над площадью. Желми грозным окриком остановил толстяка. Борис молча вытащил бумажку и сунул её бабуле.
— Не-а… — отрицательно затрясла она головой. Голова её двигалась, но зрачки вцепились в купюру. Выходило, что мешка на три семечек хватит. По морщинистому лицу потекла предательская слеза. Но старушка из чувства противоречия не могла согласиться, в ней боролись; жадность и вредность. Вредность победила. Старушка громко икнула, и снова сказала «нет», при этом страшно страдая.
Отказ старушки поверг Бориса в шок. Душа его ныла, страдала, — расходы, непредвиденные расходы. За что такие испытания? Толстяк понял, что старуха непреклонна, скрепя сердце, он вытащил ещё одну бумажку. Тут старушка разогнула пальцы и, удивляясь самой себе, показала три из них Борису.
— Это что? — непонимающе уставился Борис на трясущуюся руку старушки.
— Сынка… — причитая в голос, страдальчески возопила она, — три…
Сердце Бориса заходило ходуном, он вытаращил глаза.
— За что?
— Это за риск, я ведь, мил человек, рискую. Может, ты их сам нарисовал…виш, полна котомка.
Толстяк почувствовал, что смертельно устал. Он был слишком ошеломлен, чтобы противиться. Не споря, он равнодушно вытащил ещё одну бумажку.
Старушка засуетилась, морщинки её разгладились, и в полном восторге она взяла купюры.
— Да за такие деньги, сынка, я вам каждую семку разгрызу…
— Не надо, — остановил её Борис, и протянул мешок Желми.
— Да не мне! Им предлагай, — он призывно махнул рукой голубям. Налетай!!!
Стая голубей вперемежку с воробьями атаковали мешок.
— Теперь вы мне, бабуся, объясните, как нам Тополиху найти.
— Дык, што искать-то, вон она раскудрявая стоит…
В десяти шагах от скамейки стояла подстриженная под шарик Тополиха. Желми, пригляделся, он узнал в ней свою подругу детства. С малых лет они росли вместе, бок об бок. Вернее Желми постоянно чесал свой бок о нежный тонкий ствол тогда ещё маленького деревца. Теперь Тополиху можно было узнать с трудом. Так сильно она изменилась — модная прическа, городские манеры. Но все равно в ней угадывалось родное существо.
Они обнялись.
— Боже мой, боже мой!!! — восклицала Тополиха. Желми задыхался от крепких объятий и тихо покрякивал, переживая за свои косточки, так они потрескивали. Радость то, какая!!!
— Раздавишь, — ласково приговаривал Желми, поглаживая шершавый ствол Тополихи.
— Господи, сколько мы не виделись? А ты возмужал, вырос!!! Я так рада, что перед смертью встретила близкого друга. Так рада.
Желми опешил:
— Ты что умирать собралась?
— Да нет, что ты! Умирать я не собираюсь, это меня спилить собираются, по-прежнему весело продолжала тараторить Тополиха.