78
Шрифт:
Я молча кивнул.
— Нет… Ты меня не понимаешь, — сказала Элли. — Ты боишься чего-то…
— Это воздух. Апрельский воздух. Он всегда обостряет у меня чувство опасности.
— А ты не бойся, — нараспев произнесла девушка, проведя ладонью по моему свитеру. — Страшнее, чем было, не станет. Кстати, — она лукаво посмотрела мне в глаза: — Ты так и не рассказал мне, отчего ты умер.
Опять она за старое! Вот упрямая.
— Разбился на машине. Дорога была скользкая — на повороте вынесло на встречную полосу. А там грузовик — не помню с чем, с песком или гравием.
Элли слушала и рассеянно улыбалась. Она все еще держала ладонь на моей груди — там, где сердце. Где оно должно было быть.
— Я ударился головой о крышу салона, свернул шею. Хирург сказал, что у меня перелом основания черепа. Не знаю, сколько я у них пролежал с этим переломом…
— А я отравилась. Просто так, по собственному желанию, — все с той же улыбкой сообщила попутчица. Я решил, что она начнет долгий рассказ, но Элли замолчала и опять высунулась в окно.
Поезд постепенно замедлял ход. Говорить ничего не хотелось. Вспомнился сосед; наевшись своей курицы, ворочается сейчас с боку на бок, мерзнет. Интересно, догадается одеяло натянуть?
— Подъезжаем, — объявила Элли. — Конечная.
Девушка уступила мне место, и я трусовато просунул голову наружу. Темнота была страшная. Темно было настолько, что я перестал понимать, где мы едем: по лесу или по полю? Только звезды на небе светили нахально и самоуверенно. Это ничего, что темно; через несколько часов взойдет солнце, и тогда все станет ясно и просто. Все-таки хорошая получилась у нас ночь.
…Наконец поезд поехал совсем тихо, стук колес сделался более тяжелым и значительным, а звезды наверху выстроились в ровные тусклые ряды. Я понял: это были арки огромного купола.
— Все, — сказал я, убирая голову. — Вокзал.
Элли отошла вглубь тамбура и притихла. Поезд остановился. Из коридора послышались приглушенные шаги проводника.
XV Дьявол
"И да не убоюсь я…" — не обязательно именно «зла», вместо многоточия подставить можно все что угодно, важно, что — "не убоюсь". Это наиважнейшая формула Пятнадцатого аркана. Он — про это. Про страх и про способность действовать так, словно его не испытываешь.
Главный мотив — познание. В первую очередь — науки о человеках и человеческом, от медицины и психологии до теологии (и всяческой эзотерики заодно).
Ключевое слово: искушение. Особенно искушение собственной силой. Но не только.
Основные проблемы, описанные Пятнадцатым Арканом.
— Упоение собственным могуществом, в чем бы оно (могущество) не выражалось. Т. е., работница регистратуры в поликлинике, которая заставляет ждать дюжину человек, теоретически, тоже может упиваться своим убогим могуществом. Бывает (чаще всего именно так и бывает).
Конечно вовсе необязательно, что человек, упиваясь собственным могуществом, непрменно станет всех мучить и вредить.
— Возможность впасть в зависимость — в первую очередь, от любимых людей, но, в общем, от чего угодно. Алкоголь-наркотики тут тоже вероятная опасность, хоть и не самая большая.
— Садомазохистсике отношения, в любой форме, в любой позиции. Пятнадцатый Аркан, кроме всего, велит учиться не мучиться (и никого не мучить).
Еще одна очень важная рекомендация Пятнадцатого Аркана.
Познание, состояние ученичества, освоение чего-то нового в данном случае не просто полезно, но целительно. Доходит до того, что если очень сильно увлечься учебой, можно исцелиться от неизлечимой болезни, или, скажем, выжить на войне.
Феликс Максимов
Тодор
по мотивам цыганской сказки "Как цыгане получили огонь"
Был большой цыган — лаутар Борко.
Двадцать три года вороженными тропами вёл он свой табор к Горькому морю.
Читал приметы по семи беспрозванным звездам — ночью и по каменным крестам на перекрестках — днем.
Горькое море страсть как далеко, надо много терпеть в дороге, день терпеть, два терпеть, зиму терпеть, год годовать.
Год годовать легко. Попробуй час вытерпи.
Зато Горькое море теплым и сладким откроется на сорок верст окрест алозолотным солодом под солнцем. Затоскует осока и колоски в песках.
Вострубят ангелы-сторожа босиком высоко на утесах.
Наступит всему Свету конец, старая земля провалится, новая земля вылезет.
Пойдем мы ногами на ту землю, по бурунам, как посуху — не жены, не мужья — рука об руку, бедро о бедро, нутро в нутро.
Вожатый наш ягненок — Христос, золотые рожки-точеные ножки, в сердце, в сердце — Копие, на темени — Чаша, а с ним его Мать — пастушка, Проста Свята Девка.
Там хлеба отрежут, вина нальют, никому больно не будет, а всем — свадьба, всем — беговые кони, всем — солнце и ярусы парусов.
Тридцать фургонов — вардо шли под рукой Борко, как дикие гуси за вожаком, золотой сусалью и киноварью расписанные, серебряной фольгой по узорам подбитые, цветами-купавами убранные, пересмешничали на пологах медные погремки от сглаза, скрепы добротной работы, колесные спицы радужными красками из Корсуни изукрашены.
Кони — быстроплясы, холеные и крутобокие. Дети румяные и у каждого по утру — хлеба оборот и молока кружка. Женщины с плодоносными матками, что и дитя выносят в срок и северный ветер в полость спрячут, потому, как северный ветер весною прячется в матке у женщин, чтобы наши женщины звучали, как окарина в руке игреца.