8. Догонялки
Шрифт:
Один из Бонч-Бруевичей встретил Первую Мировую в должности полкового командира. В первые дни войны полк пополняется резервистами и выступает к Западной границе. Все солдаты полны энтузиазма: «за веру, царя и отечество», «защитим сербских братьев», «крест на Святую Софию»… Ещё нет никакой революционной пропаганды, «все — за». Закончив всякие бумажные дела в покинутом расположении части, командир догоняет свой полк и уже в сумерках по дороге, в леске, обнаруживает толпу в несколько сот своих «православных воинов».
— Вы почему не в части?
— Дык…
— Так вы ж уже прощались! Как вы посмели самовольно покинуть строй?! Это же дезертирство!
— Да ну… вашскоблагородие, худа ж никакого не случилося, мы ж вот — догоняем. Мы ж не по злобе. К утру — вместе со всеми будем. С боевыми товарищами, со всем нашем христолюбивым воинством. Како тако «дезертирство»?
А то, что после такого ночного «догоняния» дневной пеший марш с полной выкладкой в два пуда… Что уже к вечеру «боевым товарищам» придётся на себе тащить и самого «прощевальника», и его снаряжение… Боевые уставы не обсуждаются, а исполняются. Потому что — пишутся кровью. И не только кровью лично того дурака, который в меру своей персональной сообразительности решил: «никакого ж худа не случилось».
Я могу тут долго исходить от злости… разными собственными физиологическими жидкостями. Могу побить этого мужика. Начнётся конфликт, сельчане прибегут защищать своего. А я шашечку не взял. Кольчужку одел, а вот шашечку… Как тебя, Ванюша, жизнь раз за разом носом в… учит. На любую прогулку — только по боевому. Утреннюю мантру надо расширить: «Я — дурак, у меня — мания величия, одеть — кольчужку, нацепить — шашку». Повторять каждое утро. Но это — по утрам, на будущее. А сейчас-то что делать?
Нормальный ГГ в моей ситуации должен полезть в драку и всех супротивников истребить. Но я — не ГГ. Мне просто нельзя истребить всех своих супротивников — не с кем работать будет, не с кем попадизмом заниматься. Я к конфликту не готов. Значит — и нефиг ввязываться.
— Ладно, идите. Учи, дядя, сынов. А послезавтра пускай ко мне в Пердуновку придут.
Я дождался, пока народ с подворья несколько разошёлся и скомандовал хмурому Хрысю:
— Собирайся, сходим к Акиму. Надо менять этот бардак.
— Чего «дак»?
— Того, Хрысь. И бересты свои возьми.
Ещё после боя с пруссами я понял, что для управления селением мне нужна «полная перепись» — люди, скот, ресурсы. Я не ГГ — на взгляд оценить, например, квалификацию ткача, когда он лес валяет — не умею. А знать профессиональные склонности своих людей… одно из множества необходимых знаний. За эти месяцы я несколько раз долбал Хрыся: сделал список? Сделал? Вот кое-какой прототип созрел. Такая… нулевая редакция.
А дальше я честно столкнул лбами военных и гражданских. Хрыся и вызванного в Рябиновку Потаню — с Акимом и Ивашкой. Яков сидел, естественно, молча, «по-лаоконски». Ольбег только глаза туда-сюда гонял — ума-разума набирался. А мы с Николаем разбирались в корявых записях Хрыся.
Как всегда — крику было… Чуть крышу не вынесло. И не надо думать, что русские холопы по команде господина берут под козырёк и бегом бегут исполнять. Пока не уразумеют, не воспримут идею как свою, не начнут её в голове крутить и всякие к ней довески да прибамбасы придумывать — толку не будет.
Конечно, владетель может заорать по-дурному:
— А! Всех порублю!
И все испугаются. Потом отойдут за ворота да и плюнут. Не будут серьёзные мужики за страх работать. И плевать им на все сословные установления и юридические положения. Они с Акимом уважительно говорят не потому, что — «владетель», а потому что — «муж добрый».
Только часа через два позволил себе предложить высочайшему синклиту ну совершенно новую новизну. Прогрессизм высочайшей степени концентрации! Ну просто революционный! Не побоюсь этого слова — эпохальный! Называется: «закрепощение русского крестьянства».
Обгоняю эпоху на триста лет. Коллеги-попаданцы и прогрессоры будут плеваться, возмущаться и тыкать пальчиками:
— Да как можно?! Да это же ересь и профанация! Да это ж извращение великой идеи прогресса и «пусть всегда было счастье»! «Прогрессор-крепостник» — плевок в лицо всей «славной когорте борцов за счастливое прошлое»!
Дальше, очевидно, пойдут некоторые различия. Дерьмократы с либерастами со своей стороны, а просриоты и госусратники — со своей… Как в договоре Рабиновича с Одесским пароходством о покраске парохода. Потом они сцепятся между собой, про меня забудут… И это хорошо. Потому как у меня — производство стоит. А работников — нет, времени — нет, и выбора у меня тоже — нет. Только принудительный труд.
У моих современников представление о крепостничестве несколько… упрощённое. По русской классике 19 века. Но даже и Чичикова спрашивают: «А не опасаетесь ли вы покупать крестьян на вывод?».
Начиналось-то всё вполне разумно и взаимовыгодно. Мне сейчас больше и не надо. Ванька, конечно, «крепостник», но в разумных пределах. Перегнёшь палку… да пожгут напрочь! Как там, у Ленина, насчёт революционной ситуации: «ухудшение выше обычного положения народных масс». Сделаем «ухудшение». Но — по чуть-чуть. А то так рванёт… «По-русски рубаху рванув на груди»… Если — на моей груди, то зачем оно мне надо?
Вот типовой ряд боярина с общиной. Прописан оброк. И всё! Всё остальное — по старине, по обычаю. Включая фразу типа: «а ежели будет у боярина в работах каких нужда, то людишкам ему в том помощниками быть».
— Постойте, люди добрые, вот же записано! Владетелю нужна помощь в работах: реку сторожить, кирпичи лепить, лес валить. Так об чём речь? А, Хрысь?
— Ряд, как отцами нашими заведено есть, толкует о делах редких, коротких. А ты хочешь… вечно.
— Вот буковки накарябаны. Это ж ряд, а не бабушкины сказки любимому внучеку: «долго ли, коротко ли, а наехал Иван-царевич на двойную разделительную». Здесь про «долго-коротко» — ни словечка.
«Мужи добрые» побухтели, в затылках почесали… и согласились. Не по моему наезду, а по своему «закону русскому». Значит — будут делать, не за страх, а за совесть.