80 сигарет
Шрифт:
– Это вышили мои жена с дочками, – пояснил мужчина, заметив, как Нина разглядывает платок. – У меня две дочки. Вон они, в машине.
Он нежно улыбнулся.
– Хех, как смогли.
Этот «семейный портрет» был выполнен с такой любовью, что у Нины защемило в груди.
Какая же это, должно быть, счастливая семья! С какой теплотой мужчина говорил о своих детях!
Семья…
Которой у нее теперь уже никогда не будет.
– Что с вами? Вам плохо? – с беспокойством спросил мужчина, увидев, как изменилось лицо Нины.
Его искреннее участие стало последней каплей.
Она снова откинулась на спину и закрыла лицо руками.
Мужчина, присев на корточки, осторожно дотронулся до ее плеча.
Дети в машине испуганно переглянулись.
– Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, – взволнованно говорил мужчина. – Давайте мы отвезем вас в больницу.
В это время к ним подбежала женщина.
– Что с ней, Рома? Что с вами?
Мужчина поднял на жену рассеянный взгляд.
– Я не знаю. Я спросил, нужна ли наша помощь, а она начала плакать.
– Бедняжка. Вам больно? Вы ранены?
Мужчина внимательно посмотрел на Нину.
– Да нет, непохоже. Скорее, это истерика.
Нина продолжала беззвучно плакать, вздрагивая плечами. Она хотела, но не могла остановиться.
Нагнувшись, женщина легонько погладила ее по голове.
– Ну что вы, что вы, перестаньте, прошу вас. Что случилось?
Но Нина не могла вымолвить ни слова. Слезы комом застревали в ее горле, душили.
Она рыдала до тех пор, пока не выплакала все слезы, скопившиеся в ней за четыре года. Она тихо постанывала, подвывала, начинала тихонько злобно рычать, потом опять стонала и наконец совсем затихла. Лишь тело тряслось мелкой дрожью.
– Танюш, может, «Скорую» вызвать?
Продолжая трястись, Нина помотала головой. Она сделала глубокий вдох и, сложив губы трубочкой, медленно выдохнула. Дрожь прекратилась.
– Не нужно «Скорую». Я в порядке.
Супруги бережно помогли ей подняться на ноги. Женщина подала Нине ее кроссовки, а мужчина придержал ее за плечи, пока та обувалась.
– Спасибо, – тихо сказала она, слабо улыбнувшись. – Возьмите платок, я не хочу его испачкать.
– Давайте мы подвезем вас до дома или хотя бы до какого-нибудь города. Вы куда едете? Мы с семьей едем в Крым. Последний раз там были с женой еще студентами. Если вы тоже едете в ту сторону, мы с удовольствием вас подбросим. Места всем хватит. И вы сможете, если захотите, рассказать нам, что… э-э… что вас расстроило.
Женщина несколько раз горячо кивнула в знак согласия.
– Конечно. Поедемте. Не оставаться же вам здесь одной, да еще в таком состоянии.
– Нет-нет. Все хорошо. Правда. За мной скоро приедут. Спасибо вам еще раз.
Шмыгнув носом, Нина облизала пересохшие губы, по-простецки задрала низ футболки и вытерла им с лица размытую тушь. Мужчина смущенно потупился, увидев ее плоский загорелый живот с пирсингом в пупке.
– Алиса, солнышко, принеси бутылочку воды! – Обратилась женщина к старшей девочке в машине. Та с готовностью расстегнула
На девочке был лимонного цвета сарафан. Волосы собраны в две смешные косички. Она с застенчивым интересом смотрела на незнакомую девушку с растрепанными волосами, в грязной футболке и перепачканным тушью лицом.
– Ой, спасибо, – сказала Нина ласково, принимая воду. – Тебя зовут Алисой?
Девочка застенчиво кивнула.
– У тебя красивое имя. А я Нина. Очень приятно познакомиться.
Маленький человек со смешными косичками.
Герман никогда этого не говорил, но Нина знала – в глубине души он всегда мечтал о ребенке. О дочке. Просто боялся в этом себе признаться. Боялся расстаться с дурацкими мечтами о мировой славе. Со своей чертовой рок-группой. Со свободой. Он хотел прожить две жизни. Это не ново. В глобальном смысле. Всегда приходится выбирать только один из возможных сценариев, жертвуя остальными. Тогда Герману было двадцать. Он сделал свой выбор. Он решил посвятить себя музыке. Грезил большой сценой. Сутками пропадал на репетиционных точках и студиях звукозаписи. Оттачивал мастерство игры. Постепенно группа, в которой он играл, обретала известность. Их начали приглашать в ночные клубы, на фестивали. Пошли первые гонорары. Гастроли по городам. Сольные концерты. Все это были мелочи, не приносящие ни настоящей славы, ни серьезных денег, однако они упорно продолжали идти к своей цели.
И все же порой, когда не было концертов, пьяных вечеринок, когда из его постели уходила очередная любовница, чужая и почти незнакомая, Герман задумывался о семье. Представлял себя семейным человеком. Мужем. Отцом. Отцом вот такой же девчушки в желтом сарафане и с двумя забавными хвостиками. Смешно, конечно. В сущности, он и сам был еще ребенком. Ему было девятнадцать.
Он хотел прожить две жизни. И не прожил ни одной.
«Хватит!» – приказала себе Нина.
Она вновь прогнала воспоминания.
– Вы уверены, что не хотите, чтобы мы вас подвезли?
– Да, уже все отлично, – бодро ответила Нина. – Правда, того же нельзя сказать о моем лице.
Она нагнулась к сумочке у своих ног и выхватила из нее зеркальце. Взглянув на свое отражение, шутливо воскликнула:
– Какой ужас! Я боюсь, как бы теперь Алису не замучили кошмары, – посмотрев на девочку, Нина скривила смешную рожицу и скосила глаза к переносице. – Страфная, гряфная тетя, у-у-у.
Алиса смутилась и, прыснув смехом, побежала обратно к машине.
– Ну что же, кхм, если вам ничего больше не нужно, тогда мы поедем. Вы точно уверены, что…
– Абсолютно, – мягко перебила мужчину Нина, – поезжайте. Я уже говорила, за мной скоро приедут.
– До свидания.
Крохотной нитью блеснула молния, но грома не было слышно. Дождь шел в другую сторону.
– У вас прекрасная дочка! – крикнула Нина на прощание, когда пара подходила к своей машине.
Они помахали ей в ответ.
И тут Нина услышала далекий шум мотора.