9 1/2 weeks

Макнейл Элизабет

парик, накладывает мне на лицо много

косметики, которую она достает из парчовой сумочки, наполненной тюбиками,

баночками и щеточками. Хотя она

терпеливо старается наклеить мне фальшивые ресницы, ей это не удается. Я к ним

не привыкла и не в состоянии не мигать.

Кончается дело тем, что она густо накладывает тушь на мои ресницы, сначала один

слой, потом другой и третий. Она

обводит мне губы коротким и жестким карандашом,

потом очерченную таким образом

поверхность красит губной помадой,

а сверху наносит вазелин. Еще раз поправляет на мне парик, старательно

причесывает его и, довольная, говорит:

– Иди, лапочка, посмотри на себя в зеркало, оно там.

Я смотрю на него. Он сидит в единственном кресле в комнате, положив ногу

на ногу и засунув руки в карманы.

Молчит. Я медленно иду в ванную и смотрю в зеркало. Оно разбито, и трещина

отрезает треугольник в левом его углу.

Я вижу то, на что обычно стараешься не смотреть, если ты с мужчиной, и на

что с неловкостью бросаешь беглый

взгляд, если ты одна: проститутку с 8-й авеню. Не прелестную ночную красавицу

парижских кафе, а чудовищную,

отвратительную, жалкую нью-йоркскую шлюху, ужасно накрашенную и готовую в равной

степени или предложить

прохожим свои услуги, или своровать у них бумажник. Да, тот тип шлюх, которые в

шесть часов вечера в дешевых

магазинах прячут лицо за пластиковыми сумками, чтобы спрятаться от полиции

нравов.

Я оборачиваюсь к ним... не в силах уйти, убежать. Я в ужасе... Нет, не

то... Трое людей смотрят друг на друга в

крошечной мерзкой комнате: две проститутки и элегантный мужчина, прекрасно

чувствующий себя в темно-синем

костюме в полоску, безупречной розовой рубашке и синем галстуке в мелкий белый

горошек.

– Ты потрясающе выглядишь, цыпочка, - говорит первая проститутка второй.

– Я плачу тебе не за разговоры, - смеясь, отвечает сидящий в кресле

мужчина.

– Так она вам нравится?
– упрямо спрашивает первая проститутка.
– Вы

этого хотели?

– Ну, ты же не за красивые глаза это делала, - пока еще любезно отвечает

он.
– И все это стоило тебе треть от того,

что ты запросила, значит...

– Не так-то просто надевать на женщину вещь за вещью, да и с размером,

если хотите знать, тоже были некоторые

сложности...

– Всем здесь хочется разговаривать, кроме меня, - говорит мужчина.
–

Сними с меня одежду. И не торопись. У нас

нынче ночью полным-полно времени. Пришло

время, и больше его не будет, узнать

все об этих блядских штучках.

Воспользуемся этим. А ты, - говорит он, обращаясь ко мне, - садись и смотри.

Тебе многому следует научиться.

Я пристально разглядываю дыру в полу около ванной. Она начала его

раздевать (я и до пуговицы на его рубашке

никогда не дотронулась); делает она это спокойно и сноровисто, как мать,

раздевающая малыша для того, чтобы он принял

ванну, а мальчик настолько устал от игр и беготни, что он не думает

сопротивляться, пока мама снимает с него грязную

одежду, ставит его в ванну, надевает на него пижаму и подтыкает одеяло, уложив в

постель.

Он ложится на спину и говорит мне, глядя не на меня, а на женщину,

которая стоит перед ним:

– Садись на этот стул и не шевелись.

Как во сне, я подхожу и сажусь. Как во сне, я вижу, как она становится на

колени между его ногами. Я не могу

унять дрожи, хотя я сжимаю ноги, опираюсь локтями о колени и зажимаю пальцами

рот. Он ловко снимает с нее юбку, и я

вижу черный треугольник ее трусиков и ее зад. Несколько секунд я думаю только о

том, что кожа ее очень бела и кажется

безупречной. В моем мозгу объективно отражается картина, которую я вижу перед

глазами (я только испытываю некоторое

вежливое удивление): толстые ягодицы и пышный парик шевелящийся между ног

лежащего мужчины. Вначале я слышу

только, как она сосет; потом он начинает задыхаться, стонать. Я хорошо знаю эти

звуки. Я считала, что они в некотором

роде принадлежат мне, в той мере, во всяком случае, в какой я одна была способна

вызвать их своим ртом, в той мере, в

какой они были результатом моего таланта, моего умения. Запястья у меня влажные

и измазаны тушью. Женщина

просовывает руку между его ляжками, ее голова теперь двигается вертикально,

снизу вверх, поднимается и опускается

прерывистыми толчками.

– Да, да, - шепчет он, - Боже мой.. Почти не понимая, что я делаю, я

срываю со стоящей на коленях женщины парик

и вцепляюсь в ее темные, шелковистые волосы.

– Но что...

Она сопротивляется, наши тела сплетаются. Он садится на край кровати. Я

оказываюсь перекинутой через его левое

бедро, правой рукой он хватает меня пониже колен, а левой - обе моих руки за

моей спиной. Он сдергивает с меня юбку,