9 1/2 weeks
Шрифт:
упаковке номерами телефонов, карточку цветочного магазина, еще одну - магазина
похоронных принадлежностей,
объявление из Виллидж Войс о дешевых сто лярных работах, розовую квитанция из
прачечной на 3-й авеню и 321 доллар.
– Ну что же!
– говорит он.
Он положил подбородок на мое правое плечо. Левой рукой он обнимает меня,
ладонью лаская мою грудь. Правая
рука просовывается мне под руку и собирает бумажки, разбросанные на столе.
– "Леонард
– Он читает вслух
права.
– Ну и имя ему дали: Лео-лев, лев-страшила. А зачем ему карточка магазина
похоронных принадлежностей? А
реклама столярных работ? Он что, подсчитывает, во что ему гроб обойдется? Может,
он считает, что гробы слишком дороги,
и хотел его заказать себе у какого-нибудь наркомана из Гринвич Виллидж, который
кое-как владеет рубанком? А может
быть, хотел шкафы в своей кухне сделать...
Он просит меня прочесть номера телефонов, записанные на бумажке; звонит,
но один занят, а другой не отвечает.
– Это совсем неинтересно. Позвони этому Лео-льву. Льву-страшиле. Скажи
ему, что его бумажник лежит в урне на
углу улицы.
– Здесь рядом? Ты хочешь, чтобы он приехал сюда?
– Тогда мы сможем наблюдать за ним. Так смешнее.
– У нас нет номера его телефона, - говорю я голосом, который мне самой
незнаком.
Мое поведение в лифте теперь самой мне кажется непонятным. Он показывает
мне первую страницу записной
книжки: "В СЛУЧАЕ УТЕРИ ПРОШУ ВЕРНУТЬ..." Указаны имя, адрес и ниже - телефон.
Мне отвечает женщина.
– Бумажник мистера Бюрджера находится на углу...
– Что?
– пронзительно переспрашивает она.
– Кто это?
Он нас разъединяет.
– Даю ему полчаса, - говорит он, выходя из комнаты, чтобы приготовить мне
ванну.
Салат готов и стол накрыт, когда он приводит меня в столовую и ставит у
окна.
Мы стоим, тесно прижавшись друг к другу. Его рука гладит мои ягодицы.
К перекрестку подъезжает желтый автомобиль. Маленький человечек подходит
к урне.
– Посмотри через эту штуку, - тихо говорит он.
Я оборачиваюсь: он протягивает мне бинокль. Как в кино, на меня наплывает
серое и усталое лицо. Я узнаю
бородавку на левой щеке, капли пота на лбу. Одна ушная мочка сильно поросла
волосами, такое впечатление, что она была
проколота. Бумажник спрятан под газетой.
– А если его найдут?
– Тем хуже для Леонарда.
Но бумажник никто не взял. Человек находит его почти сразу. Я навожу
бинокль. Человечек вытирает с него
минуту стоит неподвижно, поворачивает голову, машет рукой желтому автомобилю и
уезжает.
Во мне поднимается тошнота. Я с трудом сглатываю слюну. Но скоро горечь
во рту проходит. Я вытягиваю руки,
как можно выше над головой и чувствую, как, пока я боялась, что меня вытошнит, в
моем теле что-то изменилось. Это
ощущение нарастает, становится глубже, распространяется и заполняет все клетки
моего тела. Он прижимает меня к себе, с
силой обнимает. Потом встряхивает и обвивает руки вокруг моей шеи. Я
соскальзываю на пол, закрыв глаза. Мои руки тоже
сжимают его горло, а ноги сцепляются у него за спиной.
* * *
– Все это не стоило труда, не находишь?
Он улыбается мне, проглатывая кусок бифштекса.
– Мне больше, нравятся съемки скрытой камерой.
Но глаза у него блестят, как будто у него температура, и я чувствую, что
у меня они тоже блестят.
* * *
Я никогда никому не позволяла читать мой дневник. Мой дневник. Пишу я его
нерегулярно, иногда в метро,
прикрывая написанное рукой от стоящих и украдкой бросая взгляды на тех, кто
касается меня бедрами слева и справа,
иногда на работе между деловой встречей и собранием, назначенным через четверть
часа; иногда вечером одна, на улице;
или в ванной, сидя на крышке унитаза и открыв кран умывальника, чтобы скрыть от
мужчины, лежащего в моей постели,
что я пишу. Это будет... Я хотела... Дневник, который я пишу так настойчиво
месяц за месяцем, потом, по неясным мне
самой причинам, бросаю, если не считать коротких фраз, вроде: Восьмое марта.
Идет дождь, и у меня мокрые волосы. Мне
никогда не нравились люди, публиковавшие свои дневники. Мне это кажется
противоречащим логике. Тогда вести дневник
теряет свой смысл: иметь "тайное прибежище" своего "я", даже если там всего-то и
написано, что: Восьмое марта. Идет
дождь и у меня мокрые волосы.
Много лет тому назад я застала одного своего любовника за чтением моего
дневника. Я знала, что у него не было
времени прочесть ни строчки, потому что я выходила из комнаты всего на несколько
секунд, я знала также, что его
беспокоили сложности в наших отношениях, и он, без сомнения, надеялся, прочтя
дневник, найти какие-то объяснения. Я
знала также, что порвать с ним, потому что он читал дневник, - всего лишь