9-й день недели
Шрифт:
– Пристрелить несчастного кролика?
– Пусть даже и так.
– Чего ты хочешь добиться в этой жизни?
– Вопрос в цене.
– Вот именно. Давай смотреть правде в глаза: ты хочешь получить от жизни всё. Но при этом занимаешь трусливую позицию. Боишься испачкать руки. Наложил в штаны, завидев кролика…
– Просто ни разу не стрелял в живое существо, - перебил Колганов.
– Так выстрели! Убей его, и мы скормим тушку собакам.
Колганов напряжённо молчал.
– Некрасиво звучит? Такова жизнь, молодой человек. А как тебе такая статистика: после прочтения
– Статью про Хэллоуин заказал Бергер, - мрачно напомнил журналист.
– Это не снимает с тебя ответственности. Впрочем, как и с него. Хотя… хотя он уже не с нами и счёт ему предъявят другие.
Логично. Но гораздо интереснее другое:
– А откуда вы знаете про людей, погибших из-за меня? – Молодой человек бросил взгляд на сжавшегося в комок зверька.
Отставной дипломат развёл руками.
– Пристально слежу за твоим творчеством.
– Да уж, творчество. – Колганов немного помолчал.
– Может, это какая-то ошибка? Впервые об этом слышу.
– Просто для тебя это работа: получил редзадание-выполнил-забрал гонорар. И, закрыв дверь редакции, до следующего рабочего дня забыл о её существовании. А эти люди, твои преданные читатели, живут в придуманном тобой мире. И невдомёк им, что если умираешь, то уже по-настоящему.
– Но я ничего другого делать не умею. – Колганов услышал в собственном голосе оправдывающиеся нотки.
– Правда, чем дальше, тем сильнее кажется бредом то, что пишу.
– Хочешь узнать, почему? – Осведомился Ян Григорьевич.
Журналист ответил, не раздумывая.
– Потому что осточертело.
Мужчина покачал головой.
– «Осточертело» - это следствие. А какова причина?
– Ладно, сдаюсь, - устало выдохнул молодой человек.
– Смотри глубже. Осточертело потому, что сам вырос. Ты растёшь, меняешься как личность. А твои читатели – нет. Они так и не покинут пределы своего маленького шизофреничного мирка. До самой смерти будут цепляться за предложенные иллюзии. Потому что трусы. Идиоты и трусы, боящиеся хоть что-то изменить в своей жизни к лучшему.
Теперь Колганов ощущал нарастающее раздражение вкупе с разочарованием.
– Я не хочу работать на такую публику, - жёстко ответил он.
– А деньги ты хочешь? Чтобы покупать еду, одежду, женщин. – Голос Яна Григорьевича поднимался огромной волной, готовой вот-вот обрушиться.
– А если скажу, что даже сейчас, принимая участие в предвыборной программе Владимира Владимировича, работаешь на эту же самую публику? Можно сказать, удовлетворяешь её ментальные потребности. Скажу больше: до тех пор, пока будешь брать в руки перо, всегда будешь обращаться к этой части населения. Просто потому, что их подавляющее большинство. И от этого никуда не деться. Потому что ты пришёл в мир, в котором всё распределили до тебя. Все роли розданы. Они – кролики. Их убивают, но они этого даже не замечают. Перо в твоей руке и чернила – что снайперская винтовка. А если дрожишь и лажаешь, то автоматически занимаешь место кролика. Разумеется, фигурально. Но от этого тебе не должно быть легче. Я всё сказал. Ты мужчина, поэтому принимай решение и неси за него ответственность.
Ян Григорьевич демонстративно повернулся спиной. Колганов взял винтовку и прицелился. В том, что он услышал, приятного мало. Точнее, вообще ничего. Но такова жизнь. Надо принимать решение, принимать немедля. И правда, журналистская деятельность – что огнестрельное оружие. Только намного более эффективное и смертоносное. Вот выбор: либо, поджав хвост, молча уйти, либо… Палец потянул за спусковой крючок. Промах невозможен. Люди и кролики... Люди-кролики… Винтовка-перо… В голове всё смешалось и застыло бесформенной массой. Бах! На месте бедного зверька возникли кровавые брызги. Колганов, словно в трансе, медленно опустил оружие.
Время остановилось. Возникло ощущение, что перешёл некую грань. Черту, отделяющую добро от зла. Или это просто от неожиданности. Или голос совести…
– А теперь давай выпьем. – Ян Григорьевич аккуратно высвободил из безжизненной руки журналиста винтовку и протянул бокал вина. – За твой выбор. За твоё взросление.
Колганов кивнул и пил молча.
– Сейчас тяжело, но завтра всё изменится в лучшую сторону. Так всегда, когда принимаешь трудное, но необходимое решение. Теперь мы одна команда.
Осушив бокал, Колганов попросил ещё. И ещё. И ещё. Вконец захмелевший, опустился на кресло и слушал отставного дипломата с блаженной улыбкой.
– А вот тебе от меня небольшой подарок. – Ян Григорьевич протянул руку. Колганов неуверенно принял предложенное, оказавшееся маленькой деревянной шкатулкой.
– Что это? – Молодой человек икнул.
– Маленький гробик?
– А ты открой, - у Яна Григорьевича снисходительный тон.
– Сейчас… сейчас…
Когда Колганов, наконец, справился с крышкой, то уставился на содержимое шкатулки в немом изумлении. Ян Григорьевич прервал молчание:
– Да, да. Это твоя первая пуля, поразившая живую мишень. Береги её, другой первой никогда не будет. Твоя первая кровь. Твоё первое решение, превратившее юнца в мужчину.
Колганов смотрел на тускло поблескивающий металл и думал о том, что его обязательство, о котором он уже забыл, перед Марченко, почти выполнено. Только радость по этому поводу отсутствует.
Глава 45
– Гражданин следователь?
Марченко без всяких подсказок, мгновенно узнал этот голос. Только сейчас он звучит развязно.
– Он самый.
– Я достал вам… для вас пулю.
– Отлично. Ты где сейчас?
На время в трубке воцарилась тишина, прерываемая дыханием.
– А хрен его знает. Тут люди, деревья. Машины ездиют.
– Круто. – Пробурчал полицейский. – Скорее всего, ты в населенном пункте.
– Да. Да. – Согласился абонент. – И как ты догадался? Аа, совсем забыл. Ты же у нас коп. Ты всё про всех знаешь. По долгу службы.
Издевательский тон Колганова давит на нервы, и Марченко хочется хорошенько врезать этому пьяному журналюге. Но увы, ситуация не располагает.