90-е: Шоу должно продолжаться 10
Шрифт:
— Нет, я серьезно, — Ирина подошла ко мне и заглянула мне в глаза. — Я вот тебя сейчас слушала и подумала, что можно сделать такую программу… Типа, в студию приходит человек, и ты с ним просто разговариваешь. О жизни. Или о какой-то конкретной проблеме. Шутишь, как ты умеешь. Выворачиваешь ситуацию наизнанку. Советы какие-нибудь даешь или подзатыльник.
— Пока звучит по-дурацки, — честно сказал я.
— Блин, я как-то неправильно рассказываю, — вздохнула Ирина. — В моей голове это все как-то иначе представлялось.
— А вообще… — Наташа покрутилась на вращающемся табурете, глядя в потолок. — У нас же теперь настоящее телевидение, да? И нам можно делать программы,
— Да, — шепотом сказала Ирина. — Наше… Я до сих пор не могу в это поверить. Пока сама не заставку «Генератора» на третьей программе, кажется, и не поверю.
— Кстати, насчет «Фазенды», — Наташа резко замерла. — Я тут поболтала задушевно с несколькими нашими студентами. Ну, насчет того, чтобы на них вечеринки переложить…
— И что? — оживился я. — Есть перспектива?
— Перспектива-то есть… — задумчиво сказала Наташа. — Но их по началу придется контролировать. Они бестолковые. Или нам нужен специальный человек, который этим займется.
— Директор «Фазенды», — захихикала Света.
— Надо дать объявление в газету, что нам требуется Луис Альберто, — сказала Ирина. — Ну, как в «Рабыне Изауре».
— А может есть кто-то из знакомых подходящий? — задумчиво спросил Бегемот. — Это все-таки «Фазенда», туда не хотелось бы совсем кого-то левого нанимать. Будем потом туда как в гости ходить, такое себе.
— Ну давайте подумаем над знакомыми, — сказал я и достал из кармана блокнот. — У кого-то есть предложения?
Глава 14
Я сидел в продавленном кресле, глядя на танцующих под медитативный мотив Dire Straits и думал о неслучайных случайностях, совпадениях и дежа вю. И той цепочке событий, которая меня привела в это место.
После того, как мы битый час потратили на мозговой штурм, предлагая и отвергая разные кандидатуры на пост директора «Фазенды», то сошлись во мнении, что придется дать объявку в газете и устроить конкурс на замещение вакантной должности. Слегка приуныли, потому что не придумали, как превратить это по нашей всегдашней привычке в балаган, но уныние быстро прошло, сменившись рабочим обсуждением того, кто еще нам нужен. Поржали, но в конце концов составили вполне вменяемый список из трех позиций. С которыми я и пошел на следующее утро в редакцию газеты «Молодежная правда». Потому что в нашем обсуждении мы сошлись в мысли, что бесплатные объявки на купонах, которыми мы всегда пользовались — это не то пальто. Нам нужен серьезный человек, а значит и объявление должно быть серьезным и обстоятельным. Лучше даже похожим на короткую заметку.
Перед тем, как идти, я пытался найти Ивана. Но по телефону его поймать не удалось, в кофейне «Дома журналиста» его тоже не оказалось. Так что в редакцию я пришел, можно сказать, наобум. Без протекции или чего-то подобного.
Послонялся между двумя этажами, пообщался с самыми разными личностями, которые не желали брать на себя такое ответственное решение, как платная публикация. И в конце концов поймал в лифте суетливого косящего на один глаз парня, который моей идеей заинтересовался. Он уволок меня в редакционную столовую и долго выпытывал подробности нашей деятельности. А я честно и обстоятельно рассказывал. Достаточно громко, чтобы слышали люди за соседними столиками тоже. Постепенно вокруг нас собралась небольшая тусовка, в том числе и та самая тощая рыжая
Когда мы с косоглазым журналистом пришли-таки к взаимному соглашению, и он набросал тот вариант заметки-объявления, который меня устроил, я покинул редакцию.
Рыжая девица нагнала меня возле машины.
— Ты же Велиал, нда? — спросила она в лоб.
В редакционной столовке я Велиалом не представлялся, речь про «Ангелов» там не заходила. Но отрицать я не стал, разумеется.
Девица сказала, что ее зовут Юля, но я мог про нее слышать как про Джуну. Когда я сказал, что ни сном, ни духом, она страшно удивилась и решила, что я прикидываюсь. Дальнейший разговор был мутным и полным намеков, которые я не понял, и отсылкам к личностям, которых я не знал. Но финалом его стало приглашение на какое-то особое сборище, куда кого-попало не приглашают, так что я должен гордиться и радоваться. Я сделал вид, что горжусь, посмотрел на адрес, который она накорябала торопливыми неровными буквами. Центр, рядом с кинотеатром «Россия».
Медляк закончился, обжимающиеся под музыку пары с неохотой распались и потянулись к столу с закусками. Рыжая Джуна устремилась к моему креслу и плюхнулась на подлокотник. Обвила тонкой рукой мою шею.
— Велиал, ты обязательно должен сходить со мной на выставку Пряхина! — заявила она.
— Знаменитый художник? — иронично хмыкнул я.
— Ге-ни-аль-ный! — экзальтированно заявила она. — При коммунистах его картины запретили, потому что в них была зашифрована настоящая тяга человека к свободе! Ему пришлось бежать из страны, и только сейчас он смог вернуться.
— И выставка только для избранных? — уточнил я, не особо скрывая иронию. — Вход по паролю?
Тусовка, в которую привела меня рыжая Джуна была прямо-таки помешана на своей элитности и интеллектуальном цензе на вход. Хотя изнутри при этом мало чем отличалась от любой другой тусовки. Тот же праздный треп, та же выпивка, те же танцы. Собственно, я купился на приглашение рыжей Джуны просто исходя из своего же правила жизни в девяностых — знакомиться и общаться с максимальным количеством людей. Даже в моем прошлом-будущем, когда информация распространяется со скоростью широкополосного интернета, люди все равно существуют эдакими замкнутыми анклавами, эхо-комнатами, и внутри каждой — своя версия реальности. А здесь, в девяностых, это разделение работает гораздо сильнее. Вроде бы кажется, что про ту же «Фазенду» уже весь город знает, ведь про нее и по ТВ «Кинева» был репортаж, и в журнале «Африка» неоднократно писали… А он уже весьма «потолстел» в смысле тиража. Как попадаешь вот в это место, где смотреть ТВ «Кинева» считается зашкваром, про «Африку» ни разу не слышали вообще, а из русского рока слушают почему-то только Башлачева и «Кино». Только зарубежный, только классику.
Эстеты, фигли.
— Только для понимающих, — со значением сказала Джуна, съехав задницей ко мне на колени. Я не препятствовал, но и не поощрял. Джуна явно считала себя роковой соблазнительницей, и назначила меня на сегодняшний вечер своей целью. Может, я ей для коллекции был нужен, а может просто понравился.
— Свобода — это самый большой обман философов, — с усмешкой заявил я. — Инструмент демагогов и жуликов.
— Какой ты еще молодоооой, — протянула Джуна, проводя пальцем по моей скуле. — Мы все покалеченные дети Советского Союза, где свободу исказили, заковали в цепи и поставили на службу пропаганде. И забыли, что настоящая свобода — она всегда внутри, в каждом сердце, в каждом…