94, или Охота на спящего Единокрыла
Шрифт:
— Серег! — практически взмолился я, — Езжай ты! Считай, что я не могу во вторник!
— Ты можешь, — печально ответствовал Курбский, — Можешь…
— Ладно, тогда сделаем так. Я сейчас домой поеду, чтоб тебя не сбивать. У меня в понедельник первые переговоры, а после них и решим, что и как…
— Решим… — далеким эхом отозвался Курбский…
Его бодрый голос, раздавшийся, не успел я даже распахнуть дверь, показал, что старик вновь крепко взял себя в руки (кто бы, впрочем, сомневался).
— Ну? — закричал я, — ЕСТЬ?
— Есть, — веско молвил Старина, — звонил Оборотнян. Завтра он вызывает нас на СОВЕЩАНИЕ…
Эх —
…Отель «Афанасий Никитин», в котором имело честь быть назначенным Совещание, в полной мере оправдывал данное ему имя великого путешественника. Расположение его хоть и на Ленинском проспекте столицы, но на самом-самом его излёте, даже вынудило наших героев заключительную часть пути проделать пешком через некий лесопарк, отчего оба они, и так не емши с утра, окончательно проголодались. Само заведение выглядело еще более выигрышно, нежели уже знакомый нам «Патиссон». В фойе наигрывала легкая музычка жанра «easy listening», а на самокрутку Курбского тут же сбежалась охрана — однако, опознав в ингредиентах лишь можжевеловые опилки пополам с высушенными нежными побегами крымской пихты, неслышно удалилась. Очевидно, нас просто приняли за кого-то другого.
Маэстро был уже на месте. За единственным столом на небольшом возвышении он в компании лысоватого мужичка отведывал некий суп из глубокой тарелки весьма необычной формы (в мужичке же автор много лет спустя с некоторым изумлением узнал главного редактора еще одной московской газеты, не в пример, кстати, гораздо более популярной). Разговор промеж мужчинами, видимо, шел серьезный, так как тайная вечеря эта продолжалась невероятно долго — во всяком случае, явно несоразмерно количеству поданного кушанья, даже с учетом объёма посуды. От всего этого у героев синхронно урчало в животах, но они, памятуя о ценничке на кофий даже в каком-то сразу показавшемся бедноватым «Патиссоне», мужественно удержали себя от безрассудного шага.
Наконец, Оборотнян встал и решительным шагом направился к нашей банкетке. Садиться он не стал, тем самым сразу напомнив нам о том, что время дорого. Уяснив намек, мы наперебой затараторили, пытаясь за отведенные тридцать секунд подробно пересказать всё обретенное нами Знание, включая ряд характерных примеров, забавных казусов и несколько небольших обидок как в адрес чересчур несговорчивых клиентов, так и отчасти друг друга…
Учитель слегка поморщился (да, а он, небось, в глубине души надеялся, что мы через три дня принесем ему в клюве годовой бюджет IBM или какого-нибудь «Хьюлетт-Паккард» — прим. авт.), но в целом отнесся к докладу благожелательно. Ободренные его взглядом, мы хотели было вдохновенно продолжить, но он слегка устало вымолвил:
— Я всё понял… — и добавил еще одно только лишь СЛОВО…
С тех пор я просто ненавижу ЭТО слово. Да, конечно — я не самый трудолюбивый в этом мире… но ведь и не самый ленивый! (Это вам любой
— Я всё понял, — как обычно, утомленным голосом сказал Оборотнян, — РАБОТАЙТЕ!!!
В целом, поведение спящего единокрыла бесконечно сложно и в полном смысле слова нелинейно. Во всяком случае, уравнение его движения не раскладывается ни по одной из известных систем координат и принципиально не решается в элементарных функциях, отчего количество его возможных траекторий во времени и пространстве выражается степенью числа, полностью затмевающей разум и парализующей волю.
Отсюда с неизбежностью следует, что так называемый «опыт» не имеет при охоте ни малейшего значения. Зеленый новичок и иссеченный шрамами ветеран на самом деле одинаково беспомощны и беззащитны на своем Пути, поскольку никакие приемы, способы и методы не действуют даже в первый раз, не говоря уже обо всех последующих. «Мужество», «отвага», «терпение» и все прочие признанные в любом другом виде охоты добродетели — при попытке экстраполировать их становятся всего лишь равнобессмысленными, и так далее.
Лишь попытаться наяву разглядеть то, что, что видит Единокрыл в тот самый миг, когда он, взмывая ввысь, внутри себя вдруг проваливается в сон — вот единственный шанс.
Один из миллиона, и даже меньше — но все-таки, это лучше, чем ничего.
…И мы снова начали делать ЭТО…
В воскресенье, путем сложной, многоходовой комбинации был обретен доступ к копировальному устройству, несшему вахту в подвале одного из секретных, «режимных» предприятий столицы — и драгоценный «прайс-лист» был оставлен «на племя». Таким образом, уже начиная со среды проблема « пришлите факс » обещала из полностью нерешаемой перейти в статус «рабочей». Более того, каждая копия по нашей просьбе была помечена методом радиоуглеродного анализа, что могло дать возможность не только «отправить» наше послание к миру, но и некоторым образом проследить за его дальнейшей судьбой (хотелось надеяться, что долгой и счастливой).
В понедельник с утра автора посетило осознание того, что не один гражданин Оборотнян такой ловкий и деятельный, вслед за чем я незамедлительно подключил к делу собственную родную матушку. Нарезал по примеру Курбского рекламных объявлений, уже выбирая из них наметанным оком наиболее «приличные». На листе ватмана крупными печатными буквами написал Стартовую Фразу, снизу стрелочками изобразил возможные варианты дискуссии исходя из первичной реакции реципиента (заботливо опустив, само собой, самые нетолерантные), а внизу по памяти набросал содержательную часть временно отсутствующего «прайс-листа». После чего в кратких, но ёмких выражениях обрисовал суть предприятия, которое теперь при удачном стечении обстоятельств вполне могло обрести гордый статус «семейного» и даже «кланового».