94, или Охота на спящего Единокрыла
Шрифт:
— Ладно, дай ему… ну, скажем, процентов пять. Но имей в виду, — строго напомнил Учитель, подтверждая наше горькое предположение, что от скидок на этом свете одно лишь зло, — Раз сумма будет меньше, то и процент твой тоже уменьшится!
— Да ладно уж, — великодушно смирился я, — Тут главное, чтоб согласился он…
— Согласится. Нормальная скидка. Давай, раскручивай. Если что, я пока здесь, в офисе…
— Ну что, уточнил? — спросил Мебельный человек, когда снова сел против меня.
— Да. Пять процентов скидки, — произнес я Главные Слова своей жизни (ну, во всяком случае, на тот момент).
— А что ж не десять?
Я
— Ну ладно, пять так пять. Главное, что она вообще есть. А то у меня начальство не любит, когда реклама совсем без скидки идет… по рукам.
— Начальство — оно везде одинаковое… — не нашел я ничего лучшего ^ля произнесения в этот торжественный миг…
…Оборотнян прибыл быстро. Можно даже сказать — поспешно, хотя время ожидания его мне все равно показалось вечностью. Ничтоже сумняше, он выписал контракт прямо москоустаровском образце, а затем в сопровождении торговцев черным и красным деревом исчез где-то в хитросплетении шкафов, кроватей и диванов. Вернулся он минут через десять, и его традиционная деловая сумка, как мне почудилось, выглядела изрядно потяжелевшей…
— Ну, всё окей, — доложил Мастер. — Порядок! Рублями, правда, дали, но ничего…
— А процент мой? — набравшись смелости, требовательно спросил я, имея также в виду, что раз рублями, то дожидаться размена «соток», очевидно, нет никакой нужды.
— Ты прям здесь, при них, что ли, решил разделить? — округлил глаза Оборотнян, — Погоди. Тем более, мне сперва в саму газету нужно съездить, с ними рассчитаться… Ладно, раз туда все равно ехать, подожду у них, пока они макет сделают. Будешь еще работать сегодня?
— Не, хватит, — сказал я, тщетно силясь воспаленным мозгом перевести стоимость «восьмой» в рубли по курсу, а затем умножить на семь-двадцать пять, дабы осознать причитающуюся мне часть содержимого сумки, — На «войну» съезжу.
— Давай. Тоже дело хорошее, — подмигнул мне Маэстро на прощание.
«Жаль, конечно, что не выйдет прямо сейчас к кафедре на такси подкатить! — подумал я, — И Армеец как раз сегодня быть обещался… Впрочем — ладно. Все и так идет неплохо. Прав, прав был Старина — работай, трудись, и Успех сам неминуемо и закономерно постучится в твою дверь. Эх, парни — и как же я вас всех люблю! Даже Оборотняна…»
— Этот твой тебе звонил, — сказала мама, когда я, счастливый, но довольный, поздним вечером пересек порог родного дома, — Мейер Абрамович, что ли…
— Роберт Аронович, — поправил я, — И что?
— Ну, как и в тот раз: попросил перезвонить, если не сегодня, то тогда уж завтра…
Я лишь воздел очи к небесам. О, Провидение — ты опять шлешь мне ВСЁ в один день! Хотя, конечно, именно ради таких дней мы и… (ну и так далее).
«Пролонгация» — вот зачем звонил Роберт Аронович! И это, вне всяких сомнений — Она! То волшебство, что всегда сулил нам Оборотнян в качестве Истинной цели. Пролонгация — сиречь, продление процесса, когда клиент, на личном опыте осознав, наконец, всю практическую пользу размещения рекламы в газете «The Moscow star», начинает давать в неё рекламушку безо всяких уже усилий и напоминаний с твоей стороны, планомерно наращивая как частоту, так и площадь объявлений — вот это что!!! «Пролонгация»… пролонгация!
В ту ночь автор впервые с начала кампании уснул спокойно и безмятежно. По свидетельству очевидцев, во сне он улыбался и даже совсем по-детски пускал слюни…
Утро
— А, Миша! — раздался в трубке столь желанный голос, — Добвое утво, вад Вас слышать!
«А уж я-то как рад! — подумал я, — Ну давай же, старик, не томи…»
— Миша, у меня двя вас не очень ховошая новость! — сообщил Роберт Аронович все тем же радостным голосом, отчего автор не сразу среагировал в должном объеме, — К сожалению, за все тви дня я не зафиксивовал ни одного звонка по Вашей газете!
«Экая жалость. Похоже, «пролонгации» не будет… — сказал сам себе автор, — Эх, ведь и говорили же мне и Старина, и Оборотнян — позвони сам хоть раз, а еще лучше друзей попроси, чтоб видимость создать… Да вчера за всеми хлопотами околомебельными так и позабыл, эх… Ну да ладно. В принципе, и так всё идет очень даже непло…»
— …Миша, да, к сожавению, дева обстоят именно так. И тепевь, по закону векламы, вы довжны вевнуть мне впустую потваченные мной деньги!
Немедля свежеоткушанная яичница вперемешку с кофеем едва не пошли у автора носом, и пол закачался у него под ногами. Потребовалось секунд тридцать, чтобы кое-как осмыслить обрушившееся на него откровение.
— Миша, Вы здесь? — заботливо поинтересовался Роберт Аронович.
— Здесь, — прохрипел я.
«Как это — «вернуть»??? Ну ладно, допустим. Допустим, всё это так, хотя о существовании подобного Закона джедай Оборотнян ни разу ни одним словечком не обмолвился со своими верными падованами. Хорошо, а «пятнашка» моя, честно заработанная потом и кровью — ее тоже, что ли, получается «вернуть»???»
(«Закон о рекламе РФ», прошу заметить, вступил в силу в 2006 году, то есть двенадцать лет спустя после описываемых событий. Хотя и в нем столь варварской нормы прописано не было. Умерла, что называется, так умерла — прим. авт.)
Да, но то все-таки закон О рекламе. От словосочетания же «Закон Рекламы» не на шутку веяло чем-то суровым и неизбежным. Типа «Закона джунглей». Или еще хуже — зловещими сицилийскими omerta и silenzio stampa! «Закон Рекламы», ооо! Здесь было отчего впасть в отчаяние…
— Я как бы это, Роберт Аронович, — залепетал я, в липком страхе трепеща как осиновый лист, — Я уточню… Если есть такой Закон — то тогда уж, конечно…
— Миша, ну а как же нет ? — раскипятился Роберт Аронович, — Как же нет?! Ведь двести доллавов — и ни одного, ни одного даже самого зававящего звоночка! А Вы так квасочно, так убедитевьно мне все вассказывави, что я исквенне вам по-вевил! Звоните мне тогда, когда сможете подвезти, я буду с нетевпением ждать!..
Дрожащей рукой я набрал номер Центра. Разумеется, второй день подряд Фортуна не могла быть развернута ко мне одной и той же стороной — Оборотняна на месте не было. Кое-как покидав в рюкзак самое необходимое, тем самым придав верному аксессуару статус «тревожного чемоданчика», я, зябко передергивая плечами, несмотря на почти летнее тепло, вылетел на улицу…