А что же будет со мной?
Шрифт:
– Неужели настолько трудно?
– У Эссекса есть одна присказка, – негромко проговорил Ольсон. – Он говорит, что на свете нет ничего невозможного. Пару месяцев назад он созвал совещание, собрал всех своих работников в каком-то дурацком зале. И толкнул зажигательную речь. Суть была в том, что, если хочешь работать у него, ты должен согласиться, что невозможное возможно. У него персонала больше восьмисот человек, мужчин и женщин, это его личная обслуга и люди, работающие в Парадиз-Сити: управленцы, юристы, бухгалтеры и так далее, вплоть до простых работников вроде меня. Он сказал нам, что если мы не согласны с тем, что нет на свете ничего невозможного, то можем сразу отправляться к Джексону – это его заместитель – и брать расчет. И ни одна из восьмисот марионеток, включая меня, не пошла к Джексону. Так что теперь мы живем под лозунгом, что нет ничего невозможного. – Он отшвырнул окурок сигареты и сразу закурил следующую. – Сейчас я расскажу, при чем здесь ты, Джек. Эссекс заказал новый самолет, реактивный самолет с четырьмя двигателями, который я буду пилотировать. Штучная модель: большой конференц-зал, десять помещений для отдыха и все прочее, бар, ресторан и так далее до бесконечности, плюс спальня с круглой кроватью для самого Эссекса. Этот шедевр будет доставлен через три месяца, но взлетно-посадочная полоса у Эссекса, которая принимает его нынешний самолет, недостаточно длинная для новой машины. Мне поручено удлинить полосу. А между тем я обязан мотаться с ним по всему миру, черт бы его побрал. Делать и то и другое просто невозможно, но ведь для нас нет ничего невозможного.
Ольсон отхлебнул колы.
– И вот я подумал о тебе и теперь выкладываю карты на стол, Джек. Мне платят сорок пять тысяч в год. Я хочу, чтобы ты занялся строительством взлетной полосы и проследил, чтобы она была готова через три месяца, считая с сегодняшнего дня. Мы прилетим на новом самолете первого ноября, и я надеюсь успешно приземлиться. Я предлагаю тебе пятнадцать тысяч из своих денег. Я пытался поговорить с Эссексом, но он отказался вникать в проблему. «Это твоя работа, Ольсон, – сказал он. – Как ты ее сделаешь, меня не интересует, просто сделай!» Мне хватило ума не просить его о помощи. Он подобные разговоры не одобряет. О финансах не беспокойся. Я уже начал работы, но хочу, чтобы ты наблюдал за их ходом.
– И на сколько необходимо увеличить полосу?
– Полмили будет достаточно.
– А что за местность?
– Просто дрянь. Там лес, холмы и даже скалы.
– Мне бы хотелось взглянуть.
– Я так и думал, что ты захочешь.
Мы посмотрели друг на друга. Это была не та работа мечты, на какую я надеялся. Интуиция подсказывала мне, что во всем этом есть что-то странное.
– А по истечении трех месяцев, при условии, что я построю взлетную полосу, что со мной будет?
– Хороший вопрос. – Ольсон вертел свой стакан, глядя вдаль, на пляж. – У меня будет повод поговорить с Эссексом. Он останется доволен. Я смогу предложить тебя на должность старшего диспетчера его аэродрома, и тогда ты будешь получать не меньше тридцати тысяч в год.
Я раздумывал, допивая колу.
– Предположим, Эссекс останется недоволен… Что тогда?
– Ты имеешь в виду, если работа не будет выполнена через три месяца?
– Именно.
Ольсон закурил очередную сигарету. Я заметил, что руки у него трясутся.
– Тогда нас обоих, скорее всего, сольют. Я сказал ему, что это возможно. Если ты не справишься, тогда нас обоих вышвырнут. – Он сделал глубокую затяжку. – Мне повезло с этой работой, Джек. В наши дни высококлассных пилотов пруд пруди. Эссексу достаточно щелкнуть пальцами, и их набежит целая толпа.
– Ты говорил о пятнадцати тысячах в год. На деле выходит, что ты заплатишь мне за три месяца три тысячи семьсот пятьдесят, а постоянная работа будет зависеть от того, останется ли Эссекс доволен, так?
Ольсон уставился на кончик своей сигареты.
– Примерно так. – Он поглядел на меня и отвел глаза. – В конце концов, Джек, если сейчас ты все равно не у дел, не так уж это и плохо?
– Да, не плохо.
Мы долго сидели в молчании, а потом он предложил:
– Поехали посмотрим летное поле. Ты оценишь местность и скажешь мне свое мнение. Через три часа я лечу с ним в Нью-Йорк, так что времени не очень много.
– Берни, мне бы хотелось, чтобы какой-то задаток перевели на мой счет до того, как я приступлю к работе, – сказал я. – Я на мели.
– Без проблем, это я устрою. – Он поднялся. – Поехали посмотрим.
В этой истории что-то не сходится, сказал я себе, пока он выезжал обратно на шоссе. Но что я теряю? Три тысячи семьсот пятьдесят долларов за трехмесячную вахту – вовсе не плохо. Если в итоге ничего не выгорит, я всегда могу вернуться в «Локхид». Но все равно меня что-то угнетало. Человек, сидевший рядом со мной, был уже не тот бравый полковник Ольсон, какого я знал. Тому человеку я бы доверился со всеми потрохами. Я отдал бы за него жизнь, а за этого – нет.
Была в нем странная перемена, тревожившая меня. Я не мог бы точно сказать, в чем заключается эта перемена, но я не вполне ему доверял, и это было скверно.
Аэродром Лейна Эссекса находился в десяти милях от города. Над большими воротами, забранными металлической сеткой, красовалась вывеска с надписью: «Корпорация Эссекса».
Двое охранников в бутылочно-зеленой униформе и с револьверами на бедре приветствовали Ольсона, когда он подъехал.
Стандартные аэродромные постройки выглядели яркими, новенькими, современными.
Я увидел на диспетчерской вышке людей. Они тоже были в бутылочно-зеленой форме.
Ольсон выехал на взлетно-посадочную полосу и прибавил газу. Примерно через полмили я увидел большое облако пыли, и Ольсон сбросил скорость.
– Приехали, – сказал он, тормозя. – Слушай, Джек, чтобы ты лучше понимал ситуацию. Как я и говорил, я уже организовал работы. И твоя задача следить, чтобы и впредь они были организованы так же. Я опасаюсь проблем с рабочими. У нас тут орава в тысячу шестьсот человек, в основном цветные. Они ночуют в палатках, рабочий день с семи утра до шести вечера с двухчасовым перерывом на обед. Ты не ослышался – днем здесь адское пекло. Руководит работами Тим О’Брайен. Ты будешь его боссом. Я сказал ему, что ты приедешь. Он мужик неплохой, но я не очень доверяю ирландцам. И твоя задача надзирать за ним, пока он надзирает за рабочими. Сам с ними не якшайся. Я не хочу неприятностей. О’Брайена они любят. Ты все уловил?
Я внимательно смотрел на него.
– Так что мне делать-то?
– Ровно то, что я сказал. Присматривать за О’Брайеном. Ходить по стройке. Если увидишь, что кто-нибудь отлынивает от работы, доложишь О’Брайену. Следи, чтобы никто не сачковал до шести вечера.
Он вышел из машины и быстро двинулся к облаку пыли. Сбитый с толку, я последовал за ним. Когда мы миновали пыльное облако, я оценил масштаб работ, и он меня потряс. Кажется, не меньше двух десятков бульдозеров выравнивали почву. И целая армия рабочих: люди обливались потом, махая лопатами, таская камни, разрезая сваленные деревья электропилами. Был здесь и автогрейдер, и в воздухе стоял сильный запах гудрона.
Откуда-то выскочил невысокий толстый человек в мешковатых грязных штанах цвета хаки и пропитанной потом рубашке.
– Привет, полковник! – сказал он.
– Как идут дела, Тим? – спросил Ольсон.
Человек широко улыбнулся:
– Как по маслу. Парни утром свалили тридцать елок. Вот как раз убираем.
Ольсон обернулся ко мне:
– Джек… познакомься с Тимом О’Брайеном. Вы будете работать вместе. Тим… это Джек Крейн.
Пока он говорил, я рассматривал О’Брайена. Настоящий здоровяк, толстый и мускулистый, лет сорока пяти, лысеющий, черты лица расплывшиеся, взгляд голубых глаз уверенный. Он принадлежал к тому типу людей, которых невозможно не полюбить: работяга, заслуживающий доверия, – и я протянул ему руку, которую он пожал совершенно непринужденно.