А дело было так…
Шрифт:
Сам себе могилу роет! На что он надеется? Не понимаю. Неужели думает, что я, защитник слабых и обездоленных, не посмею очернить его перед «злобным тираном», чей сын чуть ли не давится со смеху у меня за спиной? Интересно парню, как Тиналис-богатырь выкручиваться будет. А мне что, мне не впервой, это когда надо я защитник справедливости, а когда надо — поборник закона. А так как «закон» и «справедливость» почти всегда друг другу противоречат, то я получаюсь всегда на нужной стороне. Что весьма удобно.
— Воистину глаголешь, добрый молодец! — киваю я, нахмурив чело богатырское и демонстративно развязывая седельную сумку. — Не дело так — вот встречу короля, а к нему путь мой лежит, и молвлю: мол, что же ты, супостат такой, творишь, коли доблестных ратников угнетаешь, неволишь
Нормально? Нормально. Офицер не сразу понял, но постепенно начало доходить. Что я собрался прийти к королю-некроманту и настучать: мол, такой-то офицер вел антинародную пропаганду, поносил на чем свет действующую власть да еще и брал взятки — ведь въезд во все города королевства бесплатный, и действует местная городская стража не по закону, а по понятиям. Офицер не дурак, догадался, что после такой «рекомендации», да еще и из уст богатырских, а нам, богатырям, врать не положено, королевские зомби очень быстро придут за смутьяном и мятежником. Побелел, уже и золото из рук моих брать не хочет, назад пятится, руками машет.
— Нет-нет, спасибо! Я так подумал — ты ведь подвиг какой, наверно, совершить собираешься, ну и это тоже послужит на благо города, лучше чем золото любое!
— Ну коли так глаголешь, добрый молодец, быть по сему! Молвлю я пред королем: мол, ратники твои доблестны, мзду не берут, а почем ты их гнобишь, супостат! Скажи мне имя свое, добрый молодец, дабы пред царем я назвал столь знатного ратника!
— Не надо имен! — уже едва ли не умолял офицер, но меня понесло.
Минут десять я уламывал его назвать свое имя, но в конце концов смилостивился — пообещал, что опишу столь «скромного ратника» внешне, если он так не хочет, чтоб король-некромант знал по имени своих героев. И на этой оптимистической ноте мы без дальнейших проволочек проехали в город. Принц, молодец, не сглупил, послушно выполняя мои рекомендации, и не пытался завязать умную беседу. Мы направились в сторону Нижнего Белокамня — моего любимого места в моем любимом городе! Если я прав, а я всегда прав, то одного из наших будущих спутников мы должны найти именно там. В самом грязном и дешевом кабаке, где подают самый крепкий ром и самую зеленую брагу, не найдем по запаху — выйдем на слух, там должна быть обязательно драка с поножовщиной, без этой народной забавы в Нижнем Белокамне ни дня не проходит, ни ночи.
Звуки бойни за версту слышны, двери все на запор, люди двигаются короткими перебежками, местами красные пятна и вонь, как у кентавров в логове? Значит, идем в нужную сторону. Тут ведь как, один день есть улица, на завтра баррикадой завалили, послезавтра соседний дом сгорел, вот тебе и новый переулок — карту Нижнего Белокамня даже любители новомодной абстрактной мазни из дальних стран нарисовать не могут, фантазии не хватит. Нет, есть, конечно, тут и привычные улицы — широкие, прямые, да по ним даже такой богатырь, как я, проехать не рискнет. Пока сто саженей проедешь, триста раз подстрелить успеют, до последней пуговицы обдерут да еще и двести запретных удовольствий предложат. Переулками да подворотнями уж как-то безопаснее. Не, если бы я со всеми своими ребятами ехал в полном составе, то нет проблем — никто бы подойти не рискнул, но вдвоем с принцем, у которого на лбу написано «лох», извольте!
А вот и то, что надо, — таверна «Солнышко». Старое, обветшалое здание, готовое вот-вот завалиться. Я всегда говорил, что у жителей Белокамня отличное чувство юмора — у них такие вот клоаки обязательно «Солнышком» или «Тремя лошадками» называются, а центральный городской парк, единственное место, где по неписаным правилам не положено никого грабить да калечить (плохим тоном считается), называется «Садом скелетов». Да и в быту белокаменцы ко всему с фантазией подходят — золото «жизнью» называют, а стражу городскую не иначе как «наши храбрецы». Идешь по улице, слышишь: «Из меня вчера наши храбрецы вечером всю жизнь вытрясли», значит, пришлось страже крупную мазу давать, чтоб на очередные нечистые делишки глаза закрыли.
Хотя тут такого не услышишь: жизни в завсегдатаях заведения типа
Было бы время, деньги и желание — хоть целую армию в таких местах собрать могу. Да вот на дракона армия не нужна, тут мне моих парней хватит, в иной подвиг чем меньше лишних глаз, тем лучше. Уж мои ребята точно никогда не раструбят, я их как облупленных знаю, не первый десяток лет по миру вместе колесим. Они жизнью тертые, кровью братались, кто в одной пещере три дня от взбесившихся циклопов прятался — друзья навек. А не друзья, так верные соратники. Уж я-то знаю, чего их верность стоит.
— Ты тут поосторожнее, меня народ знает, а ты для них парень чужой, еще могут реакцию ножиком проверить… — на всякий случай предупреждаю я у входа парня.
— Пожил бы ты с братьями да отцом, не только к ножику в живот, а и кислоте за шиворот, гадюке в суп и скорпиону под подушку был бы всегда готов, — ухмыляется парень.
И точно, вылетело как-то из головы, что не маменькин сынок предо мной, а некроманта отродье. Ну тогда ладно, мне же меньше тревог. Глубоко вдохнув — хотя тут и вонь, а внутри от паров браги и вовсе дышать нечем, — я со всего размаха распахнул сапогом дверь и, пока в голову ничем запустить не успели, завалился внутрь. А там гулянка в самом разгаре — когда уже выпили, но еще на ногах стоят, и каждому соседу если не почки отбить, то фингал под глаз надо обязательно поставить. Бутылки битые, стекло во все стороны летит, кто-то в углу за бок распоротый держится, кишки на место вправляет, кто-то скальп на голову прикладывает — сразу видно, люди в первый раз сюда попали. Тут ведь как в бою — первую драку пережил, значит, долго проживешь. Школа жизни, иной раз заходили монахи заморские, десять лет науку боя постигали, по стенам бегать умели и деревья рукой рубить, взгляд гордый, поступь твердая, сто боев прошли, ни царапины не получили — а тут им за пять минут пьяный гоблин ухо откусит, гном топором до лысины побреет, эльф в печень настучит, а недорослик малой все карманы подчистит. И бежит этот ниндзя с позором, а ведь его еще пожалели как иностранца, уродовать сильно не стали, живым дали уйти — для местного люда это верх благородства!
Меня никто трогать не стал, сразу узнали, они бы и не прочь морду богатырю набить, да нельзя, с богатырями опасно ссориться. Зато из-под столов сразу десяток взглядов любопытных — что в этот раз предложу? Сокровища древних царей грабить, принцессу спасать, плоды заморские воровать? Жалко разочаровывать, люди-то они хорошие в глубине души, если выпьют и храпят носом к стенке, но порадовать пока нечем. Качаю головой — отворачиваются.
Но что за дело! Где тот, ради кого мы сюда перлись? Если я хорошо знаю этого типа, то он просто обязан быть в самом центре драки. Вместо этого в центре драки какой-то вшивый лесной эльф, их еще зыкрудами кличут — блохи вокруг так и скачут, волосами по самые пятки зарос, одни глаза навыкате торчат. Напился и размахивает теперь своими двумя дубинами. С таким мне явно не по пути, а значит, как бы этого ни хотелось, придется обращать на себя повышенное внимание. Откашлявшись, набрал побольше сивушного воздуха (уличного запаса не хватило) и во всю силу своих богатырских легких провозгласил: