А единороги будут?
Шрифт:
– Я подожду Ри… своего раба, - пояснила я. – Его же без меня не пропустят.
– Ну и посидит на улице, с него не убудет, - фыркнула девушка. – Чего он у тебя еле плетется?
– Оставлять нетопыря без присмотра нельзя, - буркнула я, вспомнив пламенную речь суровой дамы перед началом экзаменов.
– Ну, как знаешь… Пойду тогда, нам столик займу поудобнее, - Абагэйл скрылась в глубинах столовой, а я развернулась и уткнулась лицом прямо в грудь неожиданно оказавшегося рядом Рикиши.
– Ты же только что был там, - пролепетала я, махнув рукой в сторону тропинки.
– Я умею передвигаться очень быстро, - провокационно вибрирующим голосом сообщил парень и кивнул на ожидающе мигающий глазок: - Леди?..
Двери столовой открылись, и мы вошли внутрь, правда, на Рикиши глазок сначала замигал красным, даже бзынкнул пару раз, но потом резко замолк, как будто подавился, и снова позеленел.
Институтскую столовую времен моего противоречивого прошлого это заведение не напоминало ни разу, хотя, по сути, отличалось мало. Справа от входа был зал – столики со стульчиками, слева - раздача, а дальше, если приглядеться, за несколькими маленькими окошками пряталась кухня.
Просто стульчики были скорее креслицами, а круглые столики, покрытые кружевными скатертями, могли вместить от силы пару, ну может тройку подносов.
Ото всей столовой веяло милым девичьим уютом и в ней, неожиданно, царила атмосфера мира и дружелюбия. Даже мое появление не испортило ауру безмятежного спокойствия. Присутствующие в столовой девушки на пару минут перешли на перекрестное перещебечивание, оценивающе оглядывая Рикиши, потом перевели взгляды на радостно машущую мне Абагэйл и снова вернулись к тому, чем были заняты до нашего появления.
– Леди? Вы помните?..
– Да, спросить, не против ли твоего присутствия за столом, - чуть раздраженно рыкнула я.
Вот носом чую, он специально отставал, чтобы мы за отдельный столик сели. И намеки эти… Сказать что-то важное хочет? Так у столовой мы наедине были… А тут на нас искоса, но человек двадцать поглядывает. Интересно, сколько всего девушек в этой академии?
Возле раздачи я сначала потыкала во все блюда, что хотела сама, потом выслушала Рикиши и повторила для полной леди, в традиционно-белой одежде повара, все, что он заказал. Потому что та демонстративно игнорировала присутствие рядом со мной еще одного человека. Правда, местных тушеных корнеплодов с мясом (у меня в голове это назвалось «азу», а уж как там оно на самом деле, не знаю) положила на пару ложек больше чем мне, стараясь, чтобы в пропорциональном соотношении мясо выигрывало.
Рикиши, со своей странной полуулыбкой, произнес слова благодарности, оставшиеся без ответа, но, обернувшись, я увидела, как дама осеняет нам спину местным аналогом крестного знамения. В городе нас иногда так провожали продавцы на рынке, поэтому я знала, что это – пожелание добра.
Я так увлеклась обдумыванием странного поведения женщины, что чуть было не забыла про вопрос, который надо было задать Абагэйл.
Девушка посмотрела на меня с недоумением, но кивнула. Зал очередной раз прервался на перекрестное перешушукивание, не то чтобы осуждающее, скорее… просто обсуждающее сам факт, я бы так сказала.
Вообще, я не поняла, чего Рикиши к этому этикету привязался! В городе к нему относились, как к равному, да и в самом поместье он с самого начала ел со мной за одним столом. И при появлении Сонолы на наших уроках никакого усиленного раболепия не наблюдалось… пока у той крышу не сорвало.
Тут в зал вошла наша экскурсовод, огляделась, увидела нас, явно облегченно выдохнула и быстро направилась в нашу сторону. По пути ее пару раз окликнули и задержали, то ли просто поболтать, то ли уточнить, что за странные люди появились в академии.
– Приятного аппетита, - произнесла она, наконец, добравшись до нашего столика.
Мы с Абагэйл вежливо кивнули, потому что здесь тоже считалось неприличным говорить с набитым ртом, а затем по очереди поблагодарили, когда это стало возможным.
Рикиши же встал, подставил девушке третий стул, дождался, когда она сядет, и пододвинул ее вместе со стулом поближе к столу. Потом замер возле своего места, как будто чего-то ожидая… Я нахмурилась, потом сообразила и, повернувшись к вновь пришедшей, уточнила, не против ли она наличия в нашей компании молодого красивого и очень вежливого мужчины.
Девушка засмеялась и отрицательно помотала головой:
– Конечно, нет. Мужчины в этой академии такая редкость. А молодой – это сколько? Он ведь из истейлов, причем вроде еще чистокровный… - девушка смешно наморщила лоб, изучая Рикиши.
И тут меня осенило, что я неправильно рассчитывала возраст своего нетопыря. Он ведь действительно был истейл, и не скрывал этого. Наоборот, когда я изучала Первую Межмировую, иногда выдавал такие удивительные подробности, будто сам в тех битвах участвовал. А война, в которой Яхолия поработила Истейлию, была четыреста девяносто два года назад. Если бы я включила мозг и не циклилась на Соноле с ее браками, то вспомнила бы об этом. Но меня как перемкнуло… Значит, ему сейчас, примерно, от пятисот десяти до пятисот пятнадцати, как-то так. Не то чтобы мне сильно полегчало, но хоть какая-то определенность во всем этом беспросветном мраке загадок.
– Наичистокровнейший истейл, - ответила я, глядя при этом на Рикиши, так что успела заметить промелькнувшую у него на губах ехидную улыбку.
– Не знала, что их до сих пор где-то разводят, - в голосе нашего экскурсовода прозвучал интерес, плохо спрятанный под пренебрежением. – Сестра недавно себе искала, так весь молодняк уже с яхольскими генами.
Вот как можно сидеть рядом с человеком и говорить о нем и его соплеменниках, как о породистых собаках?!
Мысленно запихнув в копилку тупых вопросов еще один («Зачем так важно, чтобы истейл был чистокровный?»), я положила вилку и ножик на тарелку, перекрестив их, и посмотрела на Абагэйл, продолжающую доскребать салат. Значит, придется поддерживать разговор…
– Ну, мне повезло, - улыбнулась я, в последний момент успев заменить этой фразой ту, что просто рвалась наружу: «Наша альменхеттен знает тайные места!». Судя по одобрительному взгляду Рикиши, он оценил мой подвиг.
М-да, еще и двух часов не прошло, как я в академии, а чувствую себя, как путешественник на болоте. Иду и постоянно палкой почву трогаю, чтобы в трясину не провалиться. И злость внутри пульсирует… Злость, обреченность и упрямство. Дойду! Выберусь… И покажу всем… кузькину мать!