А если это любовь

Резник Юлия

Как удалось выяснить из скупых Алькиных объяснений, в больнице ей диагностировали ушиб ребер и сотрясение мозга. А эти страшные синяки? Кажется, Алина вся была одной большой гематомой. И что-то подсказывало Дарине, что их соседка еще легко отделалась.

Дарина забрала свой кофе и осмотрелась по сторонам в поисках места. Но, похоже, это заведение по утрам пользовалось особенной популярностью. Все столики подчистую были заняты. А в широкие панорамные окна заунывно стучал дождь, тем самым полностью исключая возможность насладиться кофе в

раскинувшемся между свечками Сити парке.

– Эй, Шанель! Дуй сюда. У меня полно места, – окликнула Дарину Бэлла, весело сверкая глазами. Было понятно, что она ее провоцировала. Непонятно только, зачем. Дарина нерешительно переступила с ноги на ногу, еще раз бросила взгляд на залитую дождем улицу и вдруг подумала – а, собственно, почему бы и нет? Разве это к чему-то её обязывает?

– Ну и погодка! Да ты присаживайся. Чего стоишь? – улыбнулась Бэлла, когда Дарина подошла к ее столу.

– Спасибо, что позволили присоединиться.

– Да брось! Вместе веселей, правда? Угощайся. Здесь венский штрудель, а тут – наполеон.

– Спасибо, я не люблю сладкое.

Бэлла иронично вздернула бровь, соскользнула взглядом на аж четыре распотрошенных стараниями Дарины пакетика с сахаром, но вслух ничего не сказала. Тишина между ними затягивалась. А Дарина, нет чтобы насладиться ею, выпить свой кофе и молча уйти, зачем-то поспешила заполнить паузу звуками:

– Я никогда не соглашусь на вас работать. Даже если вы на меня пожалуетесь.

– Я? Пожалуюсь? За то, что ты не хочешь на меня работать? – картинно ужаснулась Бэлла. И Дарина чуть не взвыла от отчаяния, потому как каждый раз, находясь рядом с этой женщиной, она чувствовала себя бесконечно глупой и неискушенной провинциалкой. Что бы она ни делала, что бы ни говорила, каждый раз попадала впросак.

– Нет. За то, что я примеряла ваш пиджак и…

– Съела завтрак?

– И за это тоже.

– А ты все же самоуверенная девица. Мне нравится.

– Это я самоуверенная? – искренне изумилась Дарина.

– Ага. Решила, будто представляешь такую великую ценность, что я, желая тебя заполучить, прибегну к откровенному шантажу?

– А вы сейчас, надо полагать, скажете, что это не ваши методы? – разозлилась больше на себя, чем на Бэллу, Дарина.

– Не мои. Если бы ты так уж сильно мне понадобилась, я бы действовала наверняка. Например, написала бы в полицию заявление о краже броши… Эм… Дай подумать… С бриллиантами! Или нет… Лучше колье, чтоб уж наверняка. Как считаешь, кто бы первым попал под подозрение? – щедро сдобрив обычно томный голос металлом, поинтересовалась Бэлла. Дарина судорожно сглотнула. Обхватила двумя ладонями чашку, но даже ее тепло не спасло от пробирающего до костей озноба. Как-то поздно она поняла, на какой тонкий лед ступила.

– Извините. Я не хотела вас… задеть.

– Ты и не можешь. Не льсти себе. А что касается работы… Не поверишь, но у меня отродясь не было проблем с кадрами. Так что выдохни и успокойся. Никто и ни к чему не станет

тебя принуждать. Девочки приходят ко мне сами. Выстояв, поверь, огромную очередь. Каждая из них удавилась бы за шанс, что я тебе дала, – каким-то бесконечно усталым жестом Бэлла поправила волосы и отвернулась к окну. И эта усталость так не вязалась с тем образом Бэллы, который сложился у Дарины в голове, что ей стало совершенно не по себе.

– Я п-поняла. Но это не для меня. И вы поймите, пожалуйста.

– Спроси меня, сколько зарабатывает девочка за выезд?

– Мне это неинтересно, – прошептала Дарина.

– От тысячи долларов до бесконечности.

Что на это сказать? Дарина не понимала. Она допила свой кофе и молча вышла из-за стола.

– Всего доброго, Бэлла.

– И тебе не хворать, Шанель.

Во второй раз за это утро Дарина сделала вид, что не заметила прозвища, которым ее наградили. Но когда она под дождем бежала к остановке метро, из пестрой рекламной мишуры, развешанной по городу, взгляд помимо воли выхватывал рекламу именно этого модного дома. Неужели Бэлла правда считает, что она похожа на девушек с рекламных плакатов? Дарина смотрела то на них, то на себя – в залитых дождем витринах, и не находила абсолютно никакого сходства. Хотя, может, Ленка права, и если их приодеть…

От тысячи долларов до бесконечности… От тысячи долларов до бесконечности… – гремело в голове у Дарины в такт стуку колес приближающегося поезда. – От тысячи долларов, мать его так! – Дарина эту тысячу долларов, дай бог, если зарабатывала за месяц работы летом, когда она могла себе позволить пахать в две смены. Во время же учебы эта сумма сокращалась, считай, в три раза. Денег хватало впритык. От зарплаты к зарплате. И до бесконечности она могла лишь думать о том, как ей выбраться из этой непроглядной нищеты, а не, смирившись с ней, как подавляющее большинство, так в этой самой нищете и сдохнуть.

На этажах общаги царило оживление. Студенты, разъехавшиеся на летние каникулы, возвращались. По коридорам туда-сюда сновали вновь прибывшие. Пришибленные первокурсники с квадратными глазами, матерые и расслабленные выпускники… Дарина здоровалась с каждым, а с некоторыми останавливалась, чтобы перекинуться парой ни к чему не обязывающих реплик. Поэтому путь до комнаты растянулся едва ли не на час.

– Есть кто живой? – пробормотала Дарина, открывая дверь.

– Ага. Но, кажется, это ненадолго, – отозвалась Алина.

– Тогда, может, тебе стоит вернуться в больницу? – Наступая на задники, Дарина сбросила кеды и сразу сунула в обувной шкаф, чтобы те не валялись в проходе.

– Я же сказала. Там меня найдут, – раздраженно повторила Алька.

– А ты не пробовала заявить на того, кто это сделал? Глядишь, и он бы оставил свои попытки.

Дарина опустилась на кровать, открыла рюкзачок и пошарила в его недрах, выискивая телефон.

– Шутишь? Стоит мне сунуться к ментам, и все. Можно ставить крест…