А ЕСТЬ А

Рэнд Айн

– Если бы вы имели хоть какое-то чувство ответствен ности, – продолжал Таггарт, – вы не рискнули бы пола гаться лишь на собственные убеждения! Вы присоединились бы к нам и ознакомились со взглядами, отличными от ва ших, возможно, мы тоже правы! Вы помогли бы нам в осу ществлении наших планов! Вы бы…

Таггарт продолжал говорить с лихорадочной настойчивостью, но мистер Томпсон сомневался, что Галт слушает. Галт расхаживал по комнате, но не от волнения, а так, как ходят люди, получающие удовольствие от движений своего тела. Мистер Томпсон отметил легкость его походки, прямую осанку, подтянутость и непринужденность. Галт прогуливался так, словно не придавал

никакого значения собственному телу и в то же время ощущал большую гордость за него. Мистер Томпсон посмотрел на Таггарта, на его высокую, неуклюжую фигуру, расхлябанную позу и увидел, что тот наблюдает за движениями Галта с такой ненавистью, что мистер Томпсон привстал, опасаясь вспышки. Но Галт не смотрел на Таггарта.

– …ваша совесть! – продолжал Таггарт. – Я пришел воззвать к вашей совести! Как вы можете предпочитать свои идеи тысячам человеческих жизней? Люди гибнут и… Ради Христа, – резко произнес он, – прекратите свое хож дение!

Галт остановился:

Это приказ?

Нет-нет, – поспешно ответил мистер Томпсон. – Это не приказ. Мы вовсе не намерены вам приказывать… Успо койся, Джим.

Галт снова зашагал.

Мир рушится, – продолжал Таггарт, следуя взглядом за движениями Галта. – Люди гибнут – и именно вы мо жете их спасти! Разве так уж важно, кто прав, а кто вино ват? Вы должны встать на нашу сторону, даже если считае те, что мы не правы, вы должны принести в жертву свои идеи и спасти их!

А каким образом я могу спасти их?

Кто вы такой, по-вашему? – вскричал Таггарт. – Вы эгоист!

Правильно.

Вы понимаете, что вы эгоист?

А вы! – спросил Галт, глядя прямо на него.

Что-то в движениях Таггарта, забившегося вглубь кресла, не отрывая взгляда от Галта, заставило мистера Томпсона ужаснуться, что же будет дальше.

– Простите, – перебил мистер Томпсон своим обычным спокойным тоном, – какой сорт сигарет вы курите?

Галт повернулся к нему и улыбнулся:

Я не знаю.

А где вы их взяли?

Один из охранников принес мне пачку. Он сказал, что какой-то человек попросил передать их мне в подарок… Не волнуйтесь, – добавил он, – ваши ребята тщательно их проверили. В пачке не было никаких тайных посланий. Это просто дар анонимного поклонника.

На сигарете, которую держал Галт, проступал знак доллара.

Джеймс Таггарт неподходящий человек, чтобы убеждать, пришел к выводу мистер Томпсон, но и Чик Морри-сон, которого он привел на следующий день, добился не большего успеха.

– Я… рассчитываю на ваше милосердие, мистер Галт, – начал Чик Моррисон, судорожно улыбаясь. – Вы правы. Я допускаю, что вы правы, и взываю только к вашему чувству сострадания. В глубине души я не могу смириться с мыслью, что вы отъявленный эгоист, не испытывающий жалости к людям. – Он указал на множество листов бумаги, которые разложил на столе: – Вот письмо, подписанное десятью тысячами школьников, умоляющих вас присоединиться к нам и спасти их. Вот обращение из дома инвалидов. Вот петиция священнослужителей двухсот различных вероисповеданий. Вот мольба матерей нашей страны. Прочтите это.

Это приказ?

Нет! – воскликнул мистер Томпсон. – Это не приказ! Галт не пошевелился и не потянулся за бумагами.

Это обычные, простые люди, мистер Галт, – сказал Чик Моррисон голосом, предназначенным передать жалоб ное смирение. – Они не могут посоветовать вам, как по ступить. Они не знают. Они просто умоляют вас. Возможно, они слабы, беспомощны, безрассудны, невежественны. Но вы такой смелый и умный, неужели вы

не можете пожалеть их? Не можете помочь им?

Забыть о своем интеллекте и стать таким же невеже ственным?

Возможно, они и не правы, но на большее они не спо собны!

И я, который способен, должен подчиниться им?

Я не хочу спорить, мистер Галт. Я только умоляю вас о снисхождении. Они страдают. Я призываю вас пожалеть тех, кто страдает. Я… Мистер Галт, – спросил он, заметив, что Галт смотрит в пространство и глаза его стали непри миримыми, – что случилось? О чем вы думаете?

О Хэнке Реардэне.

О… Почему?

А они пожалели Хэнка Реардэна?

Но… это ведь совсем другое дело! Он…

Замолчите, – ровным голосом произнес Галт.

Я только…

Замолчите! – рявкнул мистер Томпсон. – Не обра щайте на него внимания, мистер Галт. Он не спал двое су ток. Он до смерти напуган.

На следующий день доктор Феррис не выказывал никакого испуга – но все шло еще хуже, думал мистер Томпсон. Он заметил, что Галт молчал и совсем не отвечал Феррису.

– Это вопрос моральной ответственности, с чем вы, по– видимому, незнакомы в достаточной степени, мистер

Галт, – говорил Феррис, манерно растягивая слова и натужно подражая тону светской беседы. – В своем выступлении по радио вы говорили главным образом о грехах деяния. Но надо помнить и о грехах недеяния. Отказываться от спасения человеческих жизней столь же аморально, как и совершить убийство. Результат один и тот же – мы судим о делах по их результатам, это относится и к моральной ответственности… Например, в связи с катастрофической нехваткой продуктов высказано предположение, что, возможно, возникнет необходимость в указе, согласно которому каждый третий ребенок младше десяти лет и все старше шестидесяти, должны быть уничтожены, чтобы выжили остальные. Вы бы не хотели, чтобы это случилось, а? Вы можете предотвратить это. Одно ваше слово может все изменить. Если вы откажетесь и все эти люди будут преданы смерти, это будет ваша вина и ваша моральная ответственность!

Вы с ума сошли! – пронзительно закричал мистер Томпсон, оправившись от шока и вскакивая со стула. – Никто никогда не высказывал ничего подобного! Никто никогда не делал таких предположений! Послушайте, мистер Галт! Не верьте ему! Он ничего такого не имел в виду!

Имел, – ответил Галт. – Скажите этому мерзавцу, чтобы он посмотрел на меня, а затем в зеркало и спросил себя, может ли мне прийти в голову мысль, что мои мораль ные качества зависят от его действий.

Убирайтесь отсюда! – закричал мистер Томпсон, рывком заставив Ферриса встать. – Убирайтесь! И чтобы я больше не слышал от вас ни единого писка. – Он распах нул дверь и вышвырнул Ферриса вон на глазах у перепу ганного охранника.

Повернувшись к Галту, он развел руками и опустил их в жесте полной беспомощности.

Лицо Галта ничего не выражало.

Послушайте, – умоляюще произнес мистер Томпсон, – есть ли кто-нибудь, кто может поговорить с вами?

Разговаривать не о чем.

Мы должны. Должны убедить вас. Есть ли кто– нибудь, с кем бы вы хотели поговорить?

Нет.

Я подумал, может быть… потому что она говорит… говорила, как вы, иногда… может быть, если я попрошу мисс Таггарт сказать вам…

Эта? Конечно, она обычно говорила, как я. В ней од ной я ошибся. Мне казалось, что она из тех, кто на моей стороне. Но она обманывала меня, чтобы сохранить свою железную дорогу. Она душу продаст за эту дорогу. Приве дите ее, если хотите, чтобы я дал ей пощечину.