А есть ли у вас план, мистер Фикс?
Шрифт:
Попытка защититься от англоязычного мира не удалась:
– Этого теперь мало, – невозмутимо отрезала кадровая гуру. Она, кстати, тоже не так давно стала HR-менеджером. – Выучишь английский – тогда и возьмем тебя обратно на работу. У тебя все равно сейчас межрейсовый отпуск.
Нутром Петрович понимал, что кадровичка – женщина неплохая. Жизнь просто такая. Словно в подтверждение, она сама добавила уже не так грозно:
– «Мэй дэй» – то ты и так знаешь, а там подтянешься, если жизнь заставит. Так что давай, – произнесла она и по-матерински напутствовала капитана улыбкой.
Перед тем как выйти из
– На какие хоть курсы идти? Или всё равно?
Кадровичка на него посмотрела исподлобья и поморщилась.
Ну, он так и думал, но женщина тут же добавила что-то не до конца понятное:
– Лучше – на аутентичные. Весомей будет, – и посмотрела на него поверх очков. И он на неё смотрел, силясь понять истинный смысл этого слова.
Ничего не придумал и только пожал плечами. Ну, аутентичные так аутентичные. С этим английским всегда всё не по-русски.
Кстати, Петровича из «Тралфлота» тоже звали Макаром. Почему, так и не иначе, теперь уже и спросить было не у кого. А с учетом фамилии – Степанов, – так и вовсе выходила обычная путаница. То Макаром могли назвать, то Степаном, то Петром. И так всю жизнь. Но в море, на промысле было достаточно отчества – просто Петрович. Там так всех называют – будь ты капитан, третий помощник пятого раздающего или старпом. И оттого даже двадцатилетний матрос сразу чувствовал себя взрослым, членом экипажа, без которого на лодке – никуда. И вообще, потому что звучит солидно. А может, это так море на людей действует. Кто его знает.
Петровичу было уже под пятьдесят. Лет много, говорил он, зато иллюзий мало. Сын большой, с женой развелся. Особо стремиться некуда. Уже можно было бы и на заслуженный отдых. Да только что на нём делать? Вот и ходил он в моря по привычке.
А тут в отделе кадров очередные новые веяния. Опять всех заставляют учить английский. Мол, если комсостав не говорит по-английски, так и рыба не соответствует нормативам и всяческим сертификатам. Хотя при чем тут английский и качество рыбы, никто объяснить толком не мог. Ведь на рыбфабрике никто не требует знания поэзии Пушкина. А это тоже, знаете ли, несправедливо. Но против правил свободного рынка особо не попрешь. Проще уж согласиться.
Глава 3. Заноза и мечта
Курсы английского Петрович нашел по объявлению. Смотрел, чтоб было недалеко от дома да по цене не очень накладно. Ну, и чтобы бумажку какую-то солидную дали. Вот и пришел он в «British», то есть по-нашему – «Бритиш». Они не так давно открылись и обещали скидки первым студентам.
– Как говорите, вас зовут? – переспросил юный женский голос в телефонной трубке. – Степан… Макарович… Петров?
– Макар Петрович Степанов, – поправил её капитан.
На том конце на мгновение замолчали, потом обиженно чуть посопели в трубку, словно это Петрович сам был виноват в допущенной ошибке, но всё-таки взяли себя в руки.
– Ваша цель изучения английского языка? – вновь нежно, хоть и неискренне защебетала девушка. Неискренность – её же всегда видно и слышно.
Петрович хотел было объяснить про работу, про сертификат, но потом передумал.
– Мне нужны аутентичные курсы. Это вообще к вам?
Голос опять замолчал. Потом возродился из тишины:
– Аутентичные?… Есть вариант. Как раз завтра понесу документы. Вас включать в списки?
– А там точно аутентичные? – решил уточнить Степанов.
– Аутентичней не бывает… – уверенно произнес голос. – И еще: визу через нас будете делать? Или самостоятельно?
– А виза-то зачем?
– Ну, вы же в Британии собрались учиться, – произнесла она. – Аутентично. Или как?
Что и говорить, английский язык – это ж целый мир. Безбрежный океан. Куда ни поплывешь, везде бескрайние лексические просторы, шторма неожиданных букв друг за другом, ураганы нелогичных времен и заводи исключений. Тут без точной навигации – никуда. И чтоб еще штурман каждый час по картам сверялся. Тогда, может, удастся куда-то прийти.
Петрович все это знал. Хотя вообще-то в школе он учил немецкий. Schpaziren geen. Die erste kolonne marschirt. Die zweite kolonne marschirt. Ein, zwie, polizei. И так далее. Не сказать, чтобы он им очень-то овладел, но как-то ведь сдал в школе. Потом пару раз в жизни несколько слов на нём что-то сказал. Его даже поняли. Когда в Гамбурге покупал ребенку плейер и джинсы «Монтана» – жене.
Но английский всю жизнь настойчиво стучался к нему в окно. Или в иллюминатор. В море основные английские фразы запомнил быстро и воспринимал их, скорее, как морские термины: Left, right, draft – это и ребенок знает, если он ходит в море. А так, по жизни, вроде, и не был особо нужен. Даже в отеле в Турции персонал быстрее переходил на русский, чем он вспоминал всё, что знал на английском.
А все кругом ему твердили: инглиш, инглиш, инглиш.
– Как ты можешь без него жить?! – возмущалась бывшая жена. – Уже б давно под чужим флагом ходил, если бы знал его! А так всю жизнь Баренцуху шлифуешь!
С тем и ушла она к его же старпому, который знал английский и вскоре устроился водить через океан «Панамаксы». Он ходит, а она его ждет в Испании. И все довольны.
А вот Петрович английский так и не выучил. Можно сказать, был почти изгоем в этом англоязычном мире. В такой ситуации недалеко и до комплексов дойти на английской почве. И стал для Степанова этот чуждый язык как его ушедшая к другому жена: словно заноза на всю жизнь. То есть занозу-то он вытащил, когда жена ушла. Но рубец от неё все равно остался.
У Мака с английским дела обстояли куда лучше. С учетом ошибок своего поколения родители отдали его в «Лингву» чуть ли не в три года. Он и по-русски-то ещё толком говорить не научился, а его сразу в иную языковую среду.
– Что поделаешь… Надо… – разводила руками мама. – Сейчас все так.
Отец морщился, но понимал, что за английским – будущее. Не за его же ларьками. Хотя и про китайский в тот момент еще не знал-не думал.
По совокупности этих причин английский для Мака был не просто как родной. Скорее, даже как родная мечта. Как альтернатива тому, что его окружало здесь и сейчас: типовым серым домам, давке в старых автобусах и общей несправедливости, оставленной им по наследству от родителей. На таком фоне всегда приятно мечтать о чем-то нездешнем, о будущей жизни, в которой тебе обязательно удастся вырваться за пределы привычного круга. И эта желанная жизнь находилась для Мака где-то в районе Туманного Альбиона. А с учетом предстоящей поездки далекие острова уже начинали выходить из белой дымки и почти превращались в реальность.