Шрифт:
Он в растерянности смотрел на цветок.
– А кактус-то у тебя сдох! – сказала ему соседка Раиса Дмитриевна на прощание и ушла, хлопнув дверью.
Кактус жил в жёлтеньком весёлом горшочке на мониторе старинного компьютера два года. Он почти не вырос за это время, иголки его были мягкими, желтоватыми…
– Скукожился, как маринованный огурец! Э-э-эх! Махров, сгубил живое существо! – это тоже перед уходом сказала про колючее растение соседка.
Теперь он не знал, что делать с цветком. Ему не приходило в голову выбросить его в мусорное ведро, он просто смотрел на него и думал.
«Вот так и я когда-нибудь… Умру, а какая-нибудь Раиса Дмитриевна скажет: «О! Да он сдох! Сдох наш Махров Виктор Павлович, учитель истории средней школы номер девять!»
Утро неслышно вползло в приоткрытую балконную дверь, рассыпалось бледно-розовыми лепестками по серому линолеуму, нажало на будильник. Безголовая металлическая курица принялась наклоняться к облезшему кругляшку, привинченному к макушке часов, из недр их раздавался глухой клёкот – когда-то это был петушиный крик.
Шесть двадцать пять. Виктор Павлович вскочил на ноги, кинулся к балкону, подтягивая на бегу трусы. Через считанные минуты сосед, муж Раисы Дмитриевны, выйдет на балкон покурить, и тогда о свежем воздухе можно будет забыть. У Махрова была аллергия на сигаретный дым – глаза от него слезились, Виктор Павлович начинал чихать, порой до крови из носу. Он закрыл дверь и вернулся в постель – можно поваляться ещё полчаса. Пока он бегал до балкона и обратно, простыни успели остыть, были теперь холодными, в неярком свете казались серыми. Да и вся комната была серой – серый шкаф на трёх ногах и стопке столетних журналов вместо четвёртой, серый письменный стол, облепленный будто впопыхах самоклейкой, серый слепой монитор и длинные занавески, будто покрытые пылью…
Полчаса пролетели, как минута, вставать не хотелось. Линолеум был гладким и холодным, словно кожа змеи. Виктор Павлович принялся искать тапочки. Первый обнаружился далеко под кроватью. Пришлось ложиться на живот, тянуться изо всех сил за тапком, дышать пылью, которая в изобилии водилась под кроватью. Пока Виктор Павлович лазил за шлёпанцем, нашёл под кроватью половину ванильного сухаря с изюмом и невесть откуда тут появившийся красный мяч-попрыгунчик. Виктор Павлович не играл в попрыгунчики и не ел ванильные сухари уже… эге-ге-ге сколько лет. Детей у него не было.
Мяч принадлежал Семёну, сыну сестры. Виктор Павлович вспомнил: они приходили к нему в гости месяц назад. «Надо будет убраться!» – подумал учитель истории и по привычке принялся планировать дела на сегодня. Он всегда по утрам в голове составлял расписание дня, иногда даже недели. «Так, сейчас приготовлю завтрак, постираю рубашку назавтра… носки ещё надо постирать… Мусор вынесу, если успею… Нет, после работы тогда!» Виктор Павлович выудил второй тапок из-под письменного стола, отправился на кухню. В раковине сгрудились тарелки и стаканы, на столе стояла маленькая – на одного – кастрюлька. Как-то Махров приехал в гости к сестре, её семья обедала. По квартире плыл сытный запах мясных щей, а на плите стояла огромная, так ему показалось, кастрюля. Сестра перехватила удивлённый взгляд Виктора Павловича, засмеялась и сказала: