А кому сейчас легко?
Шрифт:
– В общем, с Еленой Михайловной у вас особых проблем не будет, – подытожила Нонна Павловна. – Зато дочка ее, Августа, не подарок.
– А что такое?
– Капризная, избалованная девчонка. Мать ею никогда особо не занималась, спихнула на нянек и гувернанток. А девчонка вертела няньками как хотела. Еще в детстве она поняла, что деньги – это власть над людьми, и виртуозно научилась этой властью пользоваться.
Если бы я не знала Августу, то решила бы, что речь идет о двенадцатилетней девочке.
– Неужели все настолько запущено?
– Дальше некуда!
– Каким же образом?
– Да постоянно придиралась ко мне, накручивала мать, та и не выдержала. Тем более, что найти новую домработницу, особенно во время кризиса, не проблема. Два месяца назад мне заявили, что в моих услугах больше не нуждаются, и дали расчет.
– Вы расстались со скандалом?
– Нет, сохранили хорошие отношения. Елена Михайловна мне третьего дня даже звонила…
Я принялась считать: сегодня среда, а «третьего дня» – это, получается…
– В воскресенье?! Елена Михайловна звонила вам в воскресенье?!
– Ну да, а что вы так удивляетесь?
Еще бы мне не удивляться, ведь в пятницу ее убили!
– В воскресенье? Вы ничего не путаете?
– С какой стати мне путать? – обиделась Нонна Павловна. – Я пока еще не в маразме.
– А зачем она вам звонила, если не секрет?
– Это произошло ночью, часа в три. У Елены Михайловны случился приступ паники, очевидно, ей приснился кошмар. Я спросонья даже не поняла, что это она. Была плохая связь, какой-то шорох в трубке. К тому же Елена Михайловна говорила шепотом, я едва разбирала голос. Она сказала, что ей холодно, ее держат в неотапливаемом доме, вкалывают наркотики, просила позвонить в милицию…
– И вы позвонили?
– Нет, конечно, – улыбнулась Нонна Павловна, – к чему зря людей беспокоить? Я же говорю, что Елене Михайловне приснился кошмар, с нею такое иногда случалось. Ей казалось, что ее закапывают в могилу, ей нечем дышать… Она просыпалась в холодном поту и уверяла, что это было на самом деле.
– Может, вам звонил кто-то другой? Мог это быть розыгрыш?
– Исключено. Она назвала меня Ниной, только она одна меня так называла, уж бог знает почему!
Новая информация не укладывалась у меня в голове, поэтому я излишне резко заявила:
– С какой стати Елене Михайловне вам звонить по ночам? Извините, но вы ей никто – прислуга, к тому же бывшая.
Ничуть не обидевшись, Нонна Павловна ответила:
– Думаю, потому, что у нас с нею существовала тесная астральная связь. Я ведь тоже убила своего ребенка.
Глава 28
От
– О чем вы? Когда это Елена Михайловна убила ребенка?
– У нее родился неполноценный мальчик, она оставила его в роддоме. Обрекла беспомощного инвалида на смерть.
На меня накатила волна возмущения, я даже стала заикаться:
– С-слушайте, не надо передергивать! Она никого не убивала, это совсем д-другое дело!
– Да то же самое, – вздохнула дама, – просто мы разучились называть вещи своими именами. Взять, к примеру, аборт. Это убийство, и в нем участвуют двое. Только мужчина в большинстве случаев сразу умывает руки: я, мол, тут ни при чем, решай сама, дорогая. А чего тут решать, если она не замужем и содержать ее с ребенком он не собирается? То есть своим бездействием он подталкивает ее к убийству. А женщина тоже не говорит прямо: сегодня я пойду и убью своего ребенка. Она использует эвфемизмы: «мне рано иметь детей», «нет материальной базы», или того хлеще – «пойду почищусь». Как будто к педикюрше записалась.
Меня поразили две вещи. Во-первых, Нонна Павловна говорила совсем не так, как должна говорить домработница, – слишком уж грамотно. А во-вторых, в ее словах, безусловно, была правда, но только чересчур уж суровая. Ведь человек слаб, неужели она не оставляет ему право на ошибку?
– В тот день, когда Елена Михайловна бросила младенца, она убила и его, и себя. Каждый день она встает с постели, идет в ванную, смотрится в зеркало – и видит в нем труп. Нет, снаружи она выглядит замечательно: ботокс, дорогая косметика, бриллианты… Но внутри она сгнила, вместе со своим ребенком. И в этих ночных кошмарах прорывается страшная правда.
У меня перехватило горло, я прошептала:
– А вы? Вы как убили?
– Аборт, – ответила она, – на сроке пятнадцать недель. Он мне тоже снится, мой мальчик…
Нонна Павловна чуточку помолчала, потом продолжила:
– Семья – это система, которая не терпит пустоты. Если какого-то члена семьи вычеркивают из системы – убивают, изгоняют или просто порицают, – другой член занимает его место. Он становится постоянным напоминанием об убиенном, бельмом в глазу. В этом проявляется великая справедливость рода… Я не удивлюсь, если Августа пойдет по скользкой дорожке: станет наркоманкой, алкоголичкой или проституткой. Таким образом она как бы выразит брату свою солидарность: у тебя не было жизни, ну и у меня пускай не будет. Вы понимаете, о чем я?
И в этот момент до меня дошло. Господи, где же были мои глаза? И странный балахон, который она нацепила, и обмотанная шарфом голова, и яркий макияж – все это настолько говорящие детали, что их невозможно было не заметить! Нонна Павловна выглядит как городская сумасшедшая. А рассуждает как типичная шизофреничка!
А я-то, дура, сижу, уши развесила! Поверила, будто Елена Михайловна звонила ей после смерти. С таким же успехом можно выяснять правду у пациентов психиатрической клиники.
– У вас высшее образование? – неожиданно спросила ее я.