А над нами звёзды картами, кораблями облака
Шрифт:
– Эй, дружище, что-то мне не нравится твое настроение. Что случилось?
– Да ничего не случилось. Просто… то ли надоело, то ли исписался уже. Не знаю. Эта картина как-то тяжело далась. Какая-то вымученная получилась.
– Я это заметил, – сказал Андрей Иванович, – она не такая, как все остальные. Скажу тебе откровенно, я не повешу ее в зал, но… но я куплю ее у тебя за двойную цену.
Я удивленно посмотрел на него.
– Повешу на ту стену. Я давно хочу заполнить там пустоту.
Затем он поставил картину на стол, обперев ее на монитор, отошел к окну и довольно долгое время смотрел на нее.
– Зря, – сказал Андрей Иванович.
– Что зря?
– Ты только начал писать серьезные вещи, и хочешь завязать с этим. Ну… Это твое решение… Так, что? Я думаю, ты согласен с моим предложением?
В ответ я только вяло улыбнулся и пожал плечами, мол, а куда мне деваться.
– Давай-ка тогда хорошенько обмоем мою покупку, – предложил он, открыл бар и достал бутылку коньяка.
Мы сидели долго и много говорили. Я никогда не рассказывал ему об Ирине. О том, что может быть из-за этих картин мы и расстались. Что может быть, если бы Никита не показал тогда ему фотографию моей первой картины, и он не купил бы ее, я бы плюнул на свое увлечение и мы с Ириной до сих пор были бы вместе. Может быть у нас все бы наладилось в отношениях и все было бы хорошо. Я рассказал ему о том, что мы растались два года назад, а я все никак не могу забыть ее. Я никого не обвинял. Просто, немного охмелев, начал высказывать свои мысли, которые в последнее время все чаще начали посещать меня. Он понял, о чем я пытаюсь ему рассказать.
– Знаешь, Денис, если бы ты реально хотел быть с ней, ты бы был с ней. То же самое это относится и к ней. При чем здесь твои увлечения или, как ты их называешь, тараканы в голове? Если бы, допустим, та же Ирина вышивала крестиком или обожала стрелять из лука и проводила за этими занятиями большую половину своего свободного времени, ты бы меньше ее любил, если бы твои чувства были настоящими?
– Это вряд ли…
– Вот видишь. При чем здесь твои картины? Ну… так у вас сложилось. Видно, не судьба, как говориться. Другая бы рада была, что пьяный под заборами через день не валяешься. Просто… все познается в сравнении. А может не такие уж и настоящие чувства у нее к тебе были? Кто знает…
Мы сидели и говорили. И вдруг мне захотелось задать ему вопрос, который в последнее время меня смущал.
– Андрей Иванович, а почему в ваших ресторанах висят только мои картины? Я думаю, что рынок живописи сейчас так насыщен, что можно было бы найти что-то и получше, если можно так выразиться. Или разнообразить работами других авторов.
Он улыбнулся.
– Давай-ка сначала выпьем, и я тебе кое о чем расскажу. Об этом о-о-очень мало кто знает из моего нынешнего окружения.
Мы выпили, закусили и Андрей Иванович рассказал мне свою историю.
– Твоя первая работа мне реально понравилась. Она и сейчас лучшая из всех. Я не профессионал в области живописи, но для меня она лучшая. Эта картина, – он показал на мое последнее творение, – лично меня зацепила тоже. Все остальное… Только не обижайся. Все остальное – картины для интьерьера. Они по-своему интересны, но эти две – лучшие. За два года ты достиг определенного мастерства – это очевидно. Что с ним делать дальше, это уже тебе решать.
Он на некоторое время замолчал, уставившись куда-то в пустоту, затем разлил в рюмки коньяк. Мы опять выпили.
– Это было еще в девяностых. Знаешь с чего мы начинали? С кексов.
Я учился в старших классах, сестра только закончина институт. На работу ей все никак не удавалось устроиться. Мать попала на своей фабрике под сокращение. В семье работал только один отец, да и у того зарплата была такая, что мы еле концы с концами сводили. В общем обстановка тогда была – жесть. Сестре пришла в голову идея печь кексы и продавать на рынке с лотка. Она любила выпекать всякие вкусняшки, но кексы у нее получались отменные.
Отец денег тогда не дал, он вообще не верил в ее задумку и только постоянно ворчал на нас. Сестра заняла немного у подруги и мы начали нашу деятельность. Она дома на кухне пекла кексы, я стоял на рынке. Торговля шла настолько вяло, что просто жуть. Выручки хватало только на то, чтобы купить ингредиенты для следующего дня. И тут стал к нам заходить один бандюган из нашего района. Возьмет молча пару кексов, откусит, пожует, одобрительно покивает головой и уходит. Денег, естественно, он не платил. Я, конечно же, помалкивал, потому что слухи о нем ходили жуткие, а жизнь у меня только начиналась. Сестре я ничего не говорил. Списывал на то, что это я их съел.
Как-то в один день сестра стояла на рынке вместе со мной. Тут опять этот бандюган появился, взял кексы и собрался уже уходить, а сестра ему.
– Молодой человек, вы ничего не забыли?
Тот обернулся, посмотрел с насмешкой такой звериной и стоит кекс наминает. Ну, думаю, крышка нам. Надо ноги уносить. Сестра опять.
– Вы ничего не забыли? Они ведь денег стоят. Я их не из воздуха делаю.
Тут этот парень в лице поменялся.
– Так это ты сама такие печешь, что ли, – спрашивает.
– Сама, – отвечает сестра.
– Угу, – промычал парень, – а че еще умеешь творить, – опять спрашивает.
– Крестиком вышивать.
– Я смотрю, ты борзая слишком.
Пока они там выясняли отношения, я думал в штаны наделаю. И тут этот бандюган говорит сестре.
– Ладно, угомонись! Сколько в сутки таких балабасов сможешь испечь и почем будешь оптом сдавать?
Короче, мы стали на него работать. Он распихивал наши кексы по магазинам. Потом пошли слойки, ватрушки, другая выпечка. Пекло на кухне стояло почти круглосуточно. Сестра купила еще вторую духовку. Деньги мы получали справно. Частные магазинчики он затоваривал нашей выпечкой по полной. С его авторитетом в районе отказать ему не могли. Потом он выбил для нас помещение в одной заводской столовой. Предприятие это уже на ладан дышало. Где-то через год у нас уже была полноценная пекарня с наемными работниками, с довольно приличным ассортиментом выпечки и с налаженным сбытом…