А поезд наш всё дальше мчится
Шрифт:
Тем не менее, пришлось подписывать целую кипу фотографий, которые заботливо заготовили в редакции по указанию из райкома партии.
Одна из последних почитательниц подала конверт. Лёша, не поднимая головы, спросил, кому
адресовать автограф.
– Суровцева… Катя. Вы, конечно, можете поставить автограф, но это письмо адресовано вам.
Лёшу пронзило осознание, что с ним разговаривает она, Катенька.
– Извините, Катенька. Не видел вас в зале. Письмо от вас? А у меня… знаете, у меня тоже для вас послание. Очень важное. Только не читайте здесь.
– Ты тоже, Лёша, здесь не читай. Не спрашивай пока ничего, хорошо? Вечером поговорим.
– Вечером! Где, где, Катенька?
– Я всё написала. До встречи… Лёша… я буду… буду ждать.
Притормози у счастья
Три дня как в небесной канцелярии происходило нечто несуразное. Верхушка лета – сезон зноя и редких грозовых дождей, а на город, где жила семья Ворониных, налетели вдруг шквалистые дожди.
Температура опустилась до восьми градусов. Непрерывный дождь по капельке высасывал из душ и тел, оглушённых несвоевременной погодной мутацией последние возможности приспособиться.
То тут, то там стихия обрывала линии электропередач, рушила мачты, удерживающие провода, не выдерживали нагрузки трансформаторные подстанции.
Фёдор работал в аварийной бригаде. Трудились на пределе возможностей, поскольку современная жизнь без электричества немыслима в принципе: отключи подачу энергии и жизнь замрёт.
Прошедший день был на редкость неудачным. Бригада ремонтников металась с одного вызова на другой, некогда было перекурить, съесть бутерброды. Два раза попадали в разлив, едва не утонули вместе с аварийной машиной.
Витька Угольников получил серьёзный ожог, замкнув собой цепь неожиданно свалившейся шиной на линии, которую диспетчер по какой-то причине не отключил, хотя по рации сообщили, что участок обесточен.
Мало того, что целый день крутились под проливным дождём, устали, промокли до нитки, так ещё заставили писать объяснительные записки, потом допрашивали с пристрастием.
Фёдор долго стоял под горячим душем, согреться и расслабиться не получалось. Было впечатление, что под пресс положили пакет со льдом. От голода, напомнившего вдруг о себе, неприятно урчало в желудке.
Только когда приятно зарокотал двигатель старенького Опеля, а печка выдала первые порции тёплого воздуха, удалось немного отключиться от перегрузки, от готовности к экстремальной жизнедеятельности.
От растекавшегося по расслабленным мышцам тепла Фёдор отяжелел, едва не задремал, почти отключился.
Дома ждали.
Хотя, последние несколько месяцев он не был в этом уверен. Как-то неуютно стало.
Ангелина, которую раньше он нежно называл Геля, всё чаще воспринималась как Ангина.
Кто она ему?
Вначале Фёдор воспринимал лишь романтические эпитеты: любимая, милая, моя, изредка обращаясь к жене сладенькая или малышка. Какая она была ласковая и нежная, какая тонкая и звонкая.
Была, да-а-а. Именно была.
Ведь часа не могли прожить друг без друга: тело начинало гудеть и вибрировать, как двигатель автомобиля, когда через карбюратор подаётся в камеру сгорания обеднённая топливная смесь.
Хорошее настроение и радость наполняли Фёдора лишь в присутствии любимой, особенно в те моменты, когда прикасался к ней или смотрел глаза в глаза.
Теперь он не может ответить себе на систематически загружаемый в мозг вопрос: почему он вообще на Ангелине женился, разве на то была причина? Неужели мы женимся потому, что так принято?
Конфликты и дипломатические споры начались через неделю после свадьбы, но сила влечения и страсти запросто стирала любую обиду.
Чтобы почувствовать себя счастливым достаточно было поцелуев и объятий, глобальные же противоречия легко преодолевались в постели, поглощаемые острыми ощущениями, сладчайшими эмоциями и пикантными упражнениями.
Любовь, не любовь – что-то магнетическое долгое время объединяло Фёдора с женой, он мучительно нуждался в близости.
Почему теперь Ангелина перестала возбуждать? Ведь она по-прежнему красива, но желания дотронуться до спелой груди, обнять, поцеловать за ушком или в шею, с вожделением залезть рукой под юбку или головой под кофточку, вдохнуть до головокружения аромат женского тела, чувствуя, как волнуется пульс в каждой клеточке тела, как кровь устремляется вниз живота – ничего этого давно нет.
Ангелина есть, Фёдор тоже, а желания слиться в любовном экстазе исчезло. Иногда очень не хочется возвращаться домой. На работе или с друзьями куда интереснее.
Сложно понять, почему испарились чувства. Хотя, чего от себя-то таиться? Всему виной тёща, возложившая на себя по собственной воле роль дрессировщика, с садистским удовольствием формирующего характер дочери, наставляя её, как правильно надевать на супруга ошейник, как пользоваться естественными различиями и физиологическими преимуществами, чтобы добиться повиновения и исполнения желаний.
Паулина Леонтьевна контролировала все аспекты семейной жизни молодожёнов, влезала в хозяйственную, финансовую, даже интимную сферу, требовала по доходам, расходам и планам.