А после они...
Шрифт:
Ужасно хочется вымыться. Но санузел у нас смежный, и пока Фома там, это просто невозможно. К тому же у меня есть дела – надо кого-нибудь попросить сгонять в аптеку, или, на худой конец, поехать туда самой. Двух пакетиков смекты, которые я на всякий случай таскала в сумочке, явно недостаточно, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье Феоктистова. Организм Фомы явно обезвожен. А кроме этого ему не помешает принять кишечные противовирусные и жаропонижающее. Благо выясняется, что небольшой аптечный пункт со всем необходимым находится прямо на территории отеля.
Так что когда
– Пей!
На этот раз он со мной не спорит. Выпивает таблетки как миленький, после чего заваливается поперек кровати и отключается, прежде чем я успеваю вытащить из-под него покрывало.
– Ладно. Но температуру ты у меня все равно померяешь, – бурчу, как будто Фома может меня услышать.
Присвистываю, с недоверием глядя на тридцать девять и девять на градуснике. Тут моя тревога заходит на новый виток, и я все-таки вызываю врача. Два часа до его прихода длятся просто бесконечно. Несмотря на то, что он не говорит нам ничего нового, полностью одобрив ту схему лечения, которую я сама выбрала, становится чуть спокойнее. Я даже принимаю быстрый душ и съедаю завалявшийся в мини-баре сникерс, который при выселении наверняка удивит ценой.
В последний раз измеряю Фоме температуру и, наконец, укладываюсь сама, чтобы тут же вскочить от незнакомого резкого звука. Не сразу понимаю, что это его телефон. Достаю айфон древней модели из кармана шорт Феоктистова, чтобы сбросить вызов. Но абонент, записанный у него в телефоне как «мать», не сдается. Набирая номер Фомы снова и снова, и тем самым наталкивая меня на тревожные мысли о том, что у нее явно что-то случилось. Иначе как еще объяснить такую настойчивость?
– Алло, – решаюсь все же ответить. На том конце связи повисает давящая тишина. – Добрый день. Вы мама Фомы, верно?
– А вы кто? С ним что-то случилось? – голос Феоктистовой звучит требовательно и в то же время неприкрыто обеспокоенно.
– Я… друг. Фома немного приболел. А сейчас вот уснул, и я не стала его будить.
– Что значит – немного? Вы врач?!
– Нет, – теряюсь от наезда, который без усилий считывается с голоса.
– Тогда, скажите на милость, как вы можете судить о его состоянии?
Я вспыхиваю. Нет, это ж надо! Почему она разговаривает со мной в таком тоне, вместо того, чтобы просто сказать спасибо? Неблагодарность – их фамильная черта, или как?!
– Фому буквально только что осматривал врач. Он стабилен и получает нужное лечение. Но если у вас есть какие-то сомнения на этот счет, я вам скину адрес камбоджийской гостиницы, в которой нам пришлось остановиться.
– Камбоджийской? Вы хотите сказать, что мой сын прямо сейчас в Камбодже?!
Оклемавшийся Фома вырывает телефон из моих рук, не давая ответить, и просто, нафиг, тот отключает. Лицо его при этом не выражает ровным счетом ничего хорошего.
– Не смей трогать мои вещи.
– Я хотела как лучше! Она звонила снова и снова, ты спал. Что мне надо было делать?
– Не трогать чужое. Впрочем, у тебя с этим проблемы, да?
Не видя, как шокированно вытягивается мое лицо, Фома откидывается на подушки и мгновенно вырубается. А
Нет, я все понимаю, но это не означает, что я буду терпеть такое к себе отношение. Потому что это больно. И вообще… Я этого не заслужила. Не он один потерял любимого человека! Нам всем было больно. Чудовищно, нестерпимо, немыслимо, мать его, больно.
Виновата ли я в том, что влюбилась в парня подруги? Вряд ли. В конце концов, мы не выбираем, в кого нам влюбляться. Но никто… никто не может обвинить меня в том, что я поступила по отношению к Аленке подло.
Так и мечусь всю ночь, не имея возможности положить конец этим мучениям. Прислушиваюсь к шагам Фомы, он встает еще пару раз, прежде чем его окончательно попускает. Теперь ему остается лишь хорошенечко отлежаться и набраться сил. А я… Да пошло оно все. Не хочу я этого мазохизма!
Оставив Фоме немного налички и продлив еще на пару суток его пребывание в гостинице, пишу короткую записку: мол, так и так, вынуждена срочно уехать, рада была повидаться.
Уж, поди, Фома с его навыками коммуникации найдет дураков, которые с радостью подкинут и до границы, и дальше. В этих краях это вообще не проблема. Сотни фирм предоставляют подобного рода услуги. Вперед! Живи, как знаешь. А я… Я тоже буду жить. Ведь на самом деле я давно уже смирилась с тем, что моя любовь безответная. Максимум, мы могли бы остаться друзьями, но ведь это опять же самообман и подмена. Потому что в действительности я хотела совершенно другого.
Семь утра, а солнце уже нещадно палит. О вчерашнем ливне ничего не напоминает. Сажусь за руль, включаю кондиционер и выбираюсь на трассу. Тоненький голосок внутри пищит: «Вернись, ну, мало ли, вдруг получится, и он оценит твои старания!». Но я не поддаюсь на его глупые уговоры. Потому что, да… Папа-папа, знал бы ты, как меня испортил! Никогда я не соглашусь на меньшее, чем все. Это ты виноват, что я такая упоротая максималистка. Жаль, ты, папка, не предупредил, как с этим трудно жить.
Глава 4
– А почему эти апартаменты стоят почти на семьдесят тысяч дороже?
– Потому что отсюда открывается панорамный вид на океан.
– Так ведь из этой квартиры тоже? Или нет? Я уже ничего не понимаю. В голове такая каша, Жень!
Давлю в себе желание побиться головой о стол. Я уже тысячу раз объясняла Милене разницу. Чувствую себя говорящим попугаем. Все бы ничего, клиенты зачастую тупят, но меня с утра одолевает жуткая мигрень, от которой не помогают таблетки, и единственное, о чем я мечтаю – так это поскорее остаться одной.