А потом всех уродов убрать!
Шрифт:
– Здесь живут мои кузины, – поясняет Верил. – Сейчас их нет дома. Пойдем, выпьем чего-нибудь.
Мы оставляем автомобиль в саду и подходим к дому. Погода так хороша, как может быть только в Калифорнии. Воздух прохладный и мягкий – чувствуешь, что живешь уже только потому, что его вдыхаешь…
– Останемся на улице, – предлагаю я. – Здесь так восхитительно.
– Нам нужно с тобой поговорить, – заявляет Мона.
Черт побери! Не дадут передохнуть. Едва мы устроились в гостиной, как Верил пустилась в атаку.
– Что у тебя за девица, Рок? Ты с ней спал?
– М-м, это никого не касается, – говорю
– Касается. Самым непосредственным образом Мы до сих пор оставляли тебя в покое, поскольку знали, что ты ждешь, когда тебе стукнет двадцать. Но коли ты держишь свои обещания таким образом, то мы и подавно не будем держать свои. Раздевайся.
– Но Мона, – говорю я жалобно. – Я падаю от усталости… Подождите несколько дней. Когда я вернусь…
– Только без песен, – говорит Верил. – Ты в наших руках, и мы тебя не отпустим. Подумать только, что для первого опыта ты выбрал такую уродину!..
– У тебя нет вкуса, – подхватывает Мона. – У нее ни бюста, ни бедер, она худа, как гвоздь.
– Ну не здесь же, – жалобно бормочу я. – Сюда могут войти… Да и времени у меня нет.
– У тебя целый час, – говорит Берил. – Этого вполне достаточно. Тем более что мы значительно облегчим работу. – Давай-ка, снимай с себя все, а то мы тебе поможем… Носки можешь оставить.
– Хотя бы дверь закрой, Мона, – прошу я.
– Ладно, – соглашается она, – дверь я закрою, чтобы доставить тебе удовольствие. Помоги ему раздеться, Берил. И не шуметь. Как! Он выбрал этого кузнечика…
Она щелкает дверью, поворачивается, расстегивает платье, и ее груди вываливаются наружу… Да, это ни в какое сравнение не идет с подобной частью тела Санди Лав…
Я ощущаю, если можно так выразиться, покалывание в поясничных впадинах… Черт, это будет уже двенадцатый раз за одно утро… Некоторое злоупотребление…
– Не так быстро, Мона, – протестует Берил. – Мне за тобой не угнаться.
Мона суетится вокруг меня… На ней остались чулки и маленькая кружевная штучка, которая их поддерживает… Точно такого же цвета, как и, м-м, в общем, точно такого же цвета. Она теплая и пахнет женским телом… а старый Роки не так уж устал, как ему кажется Она снимает с меня рубашку, стаскивает брюки… Я не сопротивляюсь. Труднее ей приходится с нижним бельем, которое цепляется за некоторые части тела.
– Без шуток, Мона. Бросим жребий, – визжит Берил.
На ней тоже ничего нет. Чулки она свернула до щиколоток. Я делаю сравнения.
– Ну так что, – говорю я. – Я же не торговец яйцами на ярмарке.
– Тихо, – приказывает Мона. – Она права: бросим жребий.
– Это несправедливо, – замечаю я. – Может, я кому-то отдаю предпочтение.
Говорить мне трудно. Эти девицы привели меня в такое состояние, что я хочу лишь одного. Неважно, какую из них, но немедленно.
– Ладно, – соглашается Мона. – Мы тебе завяжем глаза, а потом кое-что сделаем, и тогда ты скажешь, кто тебе больше нравится.
– Нужно связать ему руки! – кричит Берил, возбуждаясь все больше.
Она бросается к окну и срывает шнурок от занавески. Я даю себя связать, так как уверен, что порву шнурок в нужный момент. Тут Мона хватает меня и роняет на ковер.
– Давай шарфик, Берил.
К счастью, я лежу на спине, а то мне было бы неудобно… Я ничего не вижу… Две руки ложатся мне на грудь, две ноги прижимаются к моим. Я готов завыть – так невыносимо ожидание. И вдруг кто-то из девиц ложится на меня… Я пронзаю ее изо всех сил, она отодвигается, и вторая занимает ее место… Я отчаянно дергаю шнурок, он рвется… Она даже не заметила… В тот момент, когда она тоже собирается слезть, я крепко ее захватываю. Одной рукой я держу ее, а второй мне удается ухватить ноги второй подруги. Я опрокидываю ее на пол рядом с собой, и мои губы скользят вдоль ее ляжек. Это мне нравится. Даже очень. Они легонько постанывают, еле слышно.
А время идет…
Как быстро бежит сегодня время!..
ХХIII. Враскачку
Я являюсь в пять часов, приезжаю в кадиллаке Моны аккурат к самому отлету… Подруг я оставил у кузины. Надеюсь, они проснутся раньше, чем кто-нибудь заглянет в дом. Лучше будет, если состояние, в Котором они пребывают, для всех останется тайной.
Мои ноги с трудом удерживают тело, но когда Ж представляю себя на их месте… я очень даже ип понимаю. Энди, ухмыляясь, смотрит на меня.
– Так-так, Рок… вы, должно быть, ездили попрощаться с вашей матушкой?
– М-м-да, – говорю я. – Она задержала меня несколько дольше, чем я предполагал. Но вот я тут.
– Не хотите ли немного вздремнуть? – предлагает Майк. – Мы еще не скоро будем на месте.
– Мы не можем позволить себе роскошь явиться туда среди бела дня, – уточняет Энди.
Все уже почти готово. Обер Джордж тоже вернулся, и, если у меня под глазами такие же мешки, каш у него, я понимаю, почему Сигмен откровенно надоя мной посмеивается.
Вместительный самолет ожидает нас. Вокруг него суетятся какие-то люди. Проезжает машина и останавливается в двух шагах от нас. Из нее выходит Ник Дефато. С ним Гари… Действительно, нам не хватало только его. Мы приветствуем Ника. Всем своим видом он выражает полное отвращение к происходящему.
– Задали вы мне работенку. – негодует он, но ней очень серьезно.
– Это не моя вина, шеф, – отвечаю я, прикидываясь смущенным.
– Будьте внимательны, дети мои, – говорит Ник. – Нынче вечером кондоры в полете…
Гари хохочет. Должно быть, это дежурная шутка Гари, весь залепленный пластырем и измазанный йодом, производит впечатление египетской мумии, которую пропустили через стиральную машину. Если до высадки на остров Шутца он все это не снимет, мы попадемся в два счета.
Затем Ник Дефато и Энди Сигмен обмениваются какой-то конфиденциальной информацией, а парни с самолета делают нам знак подниматься. Кажется, скоро мы снимаемся с якоря.
Я устраиваюсь рядом с Обер Джорджем. Тот рассказывает мне, как он играл в театре. Единственная пьеса, в которой он преуспел, держалась на сцене веет лишь месяц. К тому же роль его состояла из десяти реплик: клиент входит, просит книгу и выходит. Он говорит мне, что пьеса была абсолютно дерьмовая (так прямо и говорит), но все же они здорово повеселились. В порядке обмена опытом я рассказываю ему, как потерял сегодня утром девственность. Не вдаваясь в подробности, а то глаза его явно вылезут из орбит и покатятся по полу, словно желтые агатовые шары. Но и того, что я рассказал, вполне достаточно, чтобы он окончательно проснулся.