А случится ли чудо
Шрифт:
Сириус с интересом рассматривал молодого человека. По словам Люца, это он ограбил аристократов, причем очень экстравагантно, и вчера этот юноша устроил интересное представление в ресторане, а про сцену в министерской ложе, что устроили его друзья вообще лучше молчать… Занятно.
– Может, посвятите меня в свои планы?
– Нет, Вы связаны с верхушкой магической английской аристократии и ближним кругом Пожирателей Смерти, а никто из нас не хочет, чтобы они поняли все раньше времени.
Блек задумался. Клод с интересом
– У меня для тебя новость о Барти Крауче-старшем.
– И что же?
– Думаю, мистеру Блеку тоже будет интересно послушать.
– Несомненно.
Я мысленно потер ручки. Крестный хоть и сбил немного мои планы своим явлением в сие заведение, но не сильно. Нужно заключить с ним договор, так я смогу быть в курсе того, что делают дядины прихвостни. Мне это на руку. Мои губы растянулись в улыбке. Ну что же, приступим.
– Но Вы так же должны понимать, что информация бесплатной не бывает.
– Лучший друг моего отца согласно кивнул и задумался. Без сомнений, он хочет знать все, но… Я, конечно, могу его включить в ряд знающих, но нужно это повернуть так, чтобы остальная аристократия и дальше оставалась в неведении.
– Заключим сделку?
– Сириус слегка свел брови к переносице.
– Можно, но я не хочу, чтобы Ваши друзья были в курсе происходящего.
– Довольно проблематично…
– Вовсе нет. Вы просто не будете выдавать им все сведения.
– Хм, информация за информацию?
– Конечно.
– По рукам.
Я поймал насмешливый взгляд Клода. Бесспорно, он уже понял мотивацию моих действий. Я ухмыльнулся.
Через несколько часов я, довольно жмурясь, выходил из бара. Отлично. Значит, Пожиратели решили наконец-то действовать. Блек, разумеется, умолчал о некоторых деталях, но это не страшно, и имеющегося достаточно. Осталось сделать немного, и можно отправляться домой. Нужно найти Нору.
Я брел по грязным улочкам. Мне нужно разыскать Нору. К счастью, я знаю, где она любит бывать в это время суток. Дойдя до конца проулков, я наконец-то услышал то, что так старательно искал. Она пела…
Маленькой девочке страшно одной,
И никто почему-то не спешит домой,
И она выбегает в подъезд и выше,
Маленькая девочка одна на крыше.
Многоэтажки, застывший парад,
И сквозь них навстречу рвется закат,
Он дарит ей немного жалкого тепла,
Ей это так нужно, ведь она так ждала...
Маленькие дети на крышах домов
Всех улиц, районов, кварталов, городов,
Тянут руки к солнцу, ловят тепло,
Но вот это солнце, растворившись, ушло...
Маленькие дети спешат по домам,
Встречают там пап, встречают там мам,
Маленькая девочка, где ты была?
Но как им объяснить, что не хватает тепла?
Как объяснить, что их дом и работа
И настоящая жизнь лишь по субботам?
Это не та жизнь, которую
Мама, я хочу, чтоб ты всегда была рядом!
Маленькие дети на крышах домов
Всех улиц, районов, кварталов, городов,
Тянут руки к солнцу, ловят тепло,
Но вот это солнце, растворившись, ушло…
У нее прекрасный голос, невообразимо нежный. Она часто поет в баре, но все же… Я забрался на крышу, и вот, ко мне спиной, задрав голову и любуясь гладью ночного неба, сидит одиннадцатилетняя девочка. Светлые короткие волосы ерошит ветер. Я подошел и сел рядом. Несмотря на то, что у меня не было к ней доверия, рядом с ней я чувствовал себя спокойно и умиротворенно, хотя некоторая доля раздражения все же присутствовала. Я ненавидел ее глаза и улыбку. Меня выводила из себя и злила ее манера общения. Да, она мила, умна и рассудительна, но в ней все еще есть это чувство, эта вера в свет, нет, даже не в свет, а в людей, в то, что все может быть по-другому, может быть лучше. Именно это меня злило и раздражало, возможно, потому что сам я уже утратил эту веру. Но все же…
– Нора…
Она склонила голову на бок и посмотрела на меня своими пронзительными голубыми глазами. Эти глаза, возможно, они бесят меня больше, нежели ее вера в добро. Поистине волчьи, колючие с маленькими черными зрачками-точками глаза.
– Привет, - на ее губах играет полуулыбка.
Нора никогда не ухмыляется, не язвит, она не выражает сарказма, только улыбается, пронизывая взглядом твою душу, выворачивая наизнанку все твое естество, за это я ее готов просто убить. Она всегда улыбается, даже когда говорит самые ужасные и жестокие вещи, всегда на ее губах есть эта мерзкая счастливая открытая улыбка.
Я отвернулся и посмотрел наверх, на звезды. На душе стало спокойно.
– Мне пришло письмо из Хогвартса, - заливистый смех огласил округу, - но я не поеду, не хочу.
– Почему?
– Просто не хочу, я там не выживу, - голос стал слегка грустным, - да и не научат там тому, чему хотелось бы…
– С чего ты это взяла?
– Ричард, ты веришь в свет и тьму?
– Нет.
– Вот и я не верю. А они, все эти люди, верят и делят их жестким барьером на две совершенно разные части. Они не видят полутонов, не замечают своих ошибок. К тому же я просто не выживу в этой школе.
– Хм…
– Да, я умна и рассудительна, но у меня полностью отсутствует хитрость и гибкость характера, меня просто сломают. Здесь, на улице есть один закон - ВЫЖИТЬ, одно правило - каждый сам за себя, а там этого нет. Там нет правил, и я не имею ввиду школьные, я говорю о нравах учеников. Ты, как никто другой, должен знать, насколько жестоки и беспощадны дети в своей ненависти и злобе, - на мгновение ее лицо озарила грусть, но сразу же пропала, отдав место веселью. Я поморщился. Да, я знаю, насколько дети жестоки, испытал это на своей собственной шкуре.