… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
( … когда мы стали «дедами» и мои сопризывники вспоминали эти «вспышка слева!», «вспышка справа!» как одно из мытарств «молодой» службы, я их не понимал.
Не понимаю и до сих пор. Бегать по летнему полю, кувыркаться в зелёной траве, когда есть на то силы и охота – это ж в кайф!
Как молоды мы были,
Как молоды мы были …)
После неустанной
Нет, никакого автоматического, либо какого-нибудь иного оружия нам при этом не выдавали.
Мы по очереди выходили к столу на асфальтной дорожке, брали листок с текстом присяги, зачитывали его, клали обратно, ставили свою подпись в другом листке – где укажет лейтенант – и возвращались в строй; лицом к длинной стене барака из белого силикатного кирпича в кладке «на ребро».
Позади стола, лицом к нам, стояли два офицера.
Если у кого-то из присягающих не ладилось с чтением, то к нему не очень-то и придирались – лишь бы кончил поскорей да поставил свою закорючку на бумаге.
Напоследок лейтенант спросил нет ли у кого-нибудь из нас медицинского образования.
После общей небольшой заминки из строя вышел молодой солдат и сказал, что он помогал фельдшеру в медпункте своего села.
Его оставили служить в четвёртой роте, как и трёх профессиональных водителей из нашего призыва.
( … сколько раз в последующие два года я крыл себя многоэтажными выражениями, что не сделал два шага вперёд – объявить о трёх годах подготовки к поступлению в медицинский институт на отделение нейрохирургии!..)
Потом нам зачитали кому где служить.
Я попал в первую роту – роту каменщиков.
Вторая и третья – штукатуры. Четвёртая – шофера и всякое там ещё.
Нас отвели в казармы соответствующих рот и представили командиров наших отделений. Те указали свободные койки в кубриках пустой казармы, потому что личный состав роты в это время дня трудится на строительных объектах в городе.
В природе нет ничего более отвратительного по своему звучанию, чем команда дневального «рота! подъём!»
( … забегая вперёд, признаюсь, что и сам я, будучи дневальным и дождавшись когда стрелки больших квадратных часов над тумбочкой покажут шесть ноль-ноль, делал глубокий вздох и самым наираспропаскуднейшим голосом орал:
– Рё-о-т-я-а! Пад-ёоом!
Око за око. Ухо за ухо …)
После первой ночи в казарме первой роты из моих личных вещей в тумбочке кубрика осталась только начатая пачка лезвий «Нева» стоимостью в 25 коп.
Пропажа зубной щётки, пасты и бритвенного станка не так меня удручила, как исчезновение 30 копеек из кармана хэбэ штанов. Это на две пачки сигарет «Прима».
Мне вспомнились днепропетровцы, стрелявшие бычки в яме беседки.
Заправив постель одеялом и накинув на шею, по примеру старших товарищей, белое вафельное полотенце, я покинул казарму и в общем потоке цвета хаки пошёл в сортир.
Над каждым из десяти очок кто-то сидел и над каждым сидящим стояла очередь из пары ожидающих и даже к мочестоку не сразу-то доступишься.
Шёл шумный обмен новостями о происшествиях минувшего дня.
– Он чё – готовый был?
– Сам знаешь.
– Поймали?
– А х'yй его знает. Ищут.
– Поймают.
– Сам знаешь.
У кранов умывальника перетираются те же происшествия, но уже в подробностях.
К восьми часам дежурные по ротам провели на плацу зарядку с «молодыми» и «черпаками» своих подразделений. Роты позавтракали в полном составе и построены в пять шеренг на плацу, кроме нескольких «дедов», которые на всё забили уже по полной.
Без чего-то восемь к проходной подъезжает «козёл» комбата и маленький автобус с офицерами и бухгалтершами.
Комбат, замполит части и начальник штаба выходят на середину плаца, бухгалтерши позади барака-казармы третьей роты направляются к четвёртой: половина того барака – это штаб нашего ВСО.
Начинается развод.
Дежурный по части докладывает командованию, что за истекшие сутки в одиннадцатом военно-строительном отряде происшествий и нарушений не было.
Начальник штаба приказывает двум солдатам третьей роты выйти из строя и встать лицом к построению. Вчера они нарушали воинскую дисциплину на строительных объектах в городе.
Начальник штаба объявляет меру наказания – десять суток ареста.
Седовласый комбат, водя по сторонам широкими стёклами очков в роговой оправе, начинает обличительную речь.
О чём речь – понять невозможно, потому что он маразматик и с половины начатого предложения сбивается на следующее, но тоже до половины.
За его спиной по дорожке вдоль клуба приближается отдельная рота. Они идут на завтрак в столовую. Им этот развод вообще п'o хую. Они – отдельная рота.
Наконец, замполит говорит заор'aторившемуся полковнику, что хватит уже.
Тот договаривает ещё пару матюков и утихает.
Дежурный по части сдаёт дежурство следующему, заступают в наряд новые дежурные по ротам, нарушители дисциплины бредут к проходной; там их запрут на «губу» – в тёмной комнатушке без окон, но с нарами.
Начальник штаба отдаёт команду на отправку к месту работ.
Мы шагаем к воротам, за которыми нас уже ждут грузовики.
Комбат всполошился – он вспомнил чт'o ещё хотел сказать, когда говорил.