… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Часам к двум мы вчетвером – он, портфель, я и пробирка – оказались даже зачем-то на вокзале и решили, что хватит; симптомы и без анализа сходятся.
Пробирку я выбросил в трубообразную серую урну рядом с большим белым бюстом Ленина на полпути между вокзалом и высокой платформой. Там, где ещё, у стены багажного отделения, стояла телефонная будка в жёлто-красной масляной краске.
Выбрасывать было жалко – как-то, типа, сроднились, да и досталась она такой дорогой ценой, но и таскать её
Я поехал в общагу, а потом снова вернулся на вокзал. Неделя заканчивалась и мне нужно было показаться в Конотопе, чтобы родители не переживали.
До электрички оставалось ещё минут десять и меня вдруг что-то так и потянуло к бюсту Ленина.
То, что я там увидел, меня буквально ошарашило.
Из жерла серой урны упруго и неудержимо выпирала густая зелёная поросль.
Не сразу получилось догадаться, что это должно быть туда всунули ветки обстриженные с кустов вокруг постамента с бюстом Ленина.
Подошла электричка и, шагая по платформе к вагону, я напоследок гордо оглянулся – кусты кустами, но до чего в этом семени ядрёная сила!
Если, конечно, абстрагироваться от излишних подробностей.
«Рефадин» от Гриши придал моей моче ярко бардовую окраску и больше ничего.
Благодаря капсулам я ссал жизнерадостно-бардовым и, превозмогая зуд и жжение, проклинал свою несдержанность с Люси Манчини.
Мария тоже умыла руки, вероломно обидевшись, что я предпочёл какую-то стекляшку её природной вазе.
Меня исцелила Ира.
Просто отвела к своей знакомой пожилой женщине в какую-то детскую больницу барачного типа.
Женщина в белом завела меня за ширму в коридоре, чтоб скрыть от взоров очереди.
Я расстегнулся, чуть прогнулся и получил укол в ягодицу. И всё. Больше ничего не потребовалось.
И наступило лето.
Как я провёл лето.
Как и любое ничем не примечательное лето – пристойно, прилежно, трудолюбиво.
Прежде всего я стал селекционером – так за бугром называют мичуринцев.
Среди грядок вскопанных в конце огорода на Декабристов 13 стали расти и крепнуть дружные всходы конопли.
Посевным материалом послужили семена из награбленных у соседа кустов. Хотя называть их «кустами» язык не поворачивается. Они больше смахивают на раскидистые саженцы молодых деревьев.
Деревца дружно разрастались и буйно устремлялись вверх, превращаясь в плотную стену, которую, разумеется, необходимо прореживать в ходе селекционной выбраковки.
С улицы эту стену не видно, но от соседей ничего не утаишь.
Соседка справа спросила мою мать о назначении выращиваемой культуры.
Мать ответила, что конопля обильно производит семечки – такие маленькие, круглые – и на Базаре их просто с руками рвут любители канареек, на корм своим пернатым певуньям.
Ах, до чего изобретательна материнская любовь!
Я б в жизнь не догадался прогнать такую дуру; наплёл бы что-нибудь о компрессах и ножных ваннах от варикоза с отложением солей.
А это было бы ошибкой, потому что на Посёлке канареек никто не держит, а ветеранов труда с подорванным здоровьем сколько угодно.
Излишняя реклама может нанести урон деловой деятельности.
Кстати, вопрос задавала жена ограбленного соседа, который помимо пенсии пристроился ещё и сторожем в ПМС.
( … и в этом нет моей вины, что сокращённое название Путевой Машинной Станции совпадает с аббревиатурой предменструального синдрома…)
Особых угрызений совести я не испытывал – на его грядке после грабительского налёта осталось вполне достаточно, чтоб он дотянул до следующего сезона.
( … это лишь теперь, ретроспективно, возникает мысль о возможности наличия у него своих клиентов с канарейками…)
К тому времени минуло уже несколько лет, как мать моя перетрудоустроилась из КЭМЗа в Рембазу, где занималась комплектацией не знаю чего для вертолётов.
Физически работа её не изнуряла и, вернувшись домой после рабочего дня, она частенько делилась новостями об отношениях в коллективе комплектовки, где трудились одни только женщины за исключением начальника и мастера.
На работе она исполняла роль конфликтотушителя и забавлялась игрой в комплименты. То есть, сказав кому-либо очередную приятность, она её засчитывала себе как очко.
( … нужна хорошая школа, чтобы одаривая комплиментами не скатиться в повторение уже сказанного…)
Иногда начальник комплектовки крутил головой, приговаривая:
– Вот ведь жидовка! И тут умудрилась.
А мать моя радостно смеялась ему в ответ, смеялась и дома, пересказывая свой новый зачётный комплимент.
Мой брат Саша работал в ПМС – ездил с бригадой менять шпалы и трамбовать под ними гальку вибратором типа «штопка» на перегонах железнодорожных магистралей.
Только он один из всех рабочих бригады имел среднетехническое образование с железнодорожным уклоном.
Наша сестра Наташа, пока нет работы, водила мою дочь Леночку в детский сад-комбинат и обратно.
Меня же, по ходатайству отца в отделе кадров Рембазы, до конца лета временно приняли туда в строительный цех.
В Рембазе я ломал и строил какие-то стены вместе с тремя постоянными рабочими.
Самым трудным было дождаться пока подвезут цементный раствор.