А вот был случай (рассказы геолога)
Шрифт:
7. Комарье
Об этой твари хочется упомянуть еще раз. Она тучей висела в воздухе и издавала даже свой специфический гул. Гул становился звоном, когда вылуплялись эти полчища молодых и голодных, охочих до крови, ненасытных животных. Они не спешили садиться куда попало, как более крупные, подросшие, а норовили сразу спикировать и вцепиться в тебя, прицепившись на лбу, щеках, шее и запястьях. Перезимовавшие зиму – крупные, грузные (мы называли их «юнкерсами» или «бомбардировщиками» в отличие от мелких «мессершмитов») небольшими ордами кружили над головой, и, не спеша пикировать, выбирали место для точного удара.
Мы часто недоумевали,
Особенно меня поразило обилие этой твари в Верхоянье. Забравшись на верхотуру какой-нибудь горы и надеясь здесь проветрить свои мозги и голову после тяжелого подъема, оказывалось, что их ничуть не меньше, чем внизу. Оглядываешь совершенно голые склоны гористой местности и недоумеваешь – ну что эта гнусь здесь делает? Кого ждет? Сплошная щебенка! Ведь баранов здесь не так уж много. Разве что на вертолете разыщешь. А геологов и того меньше…
Но уж дождавшись добычи, они набрасывались на бедное животное всеми близ сидевшими ордами и облепляли его со всех сторон.
Толстую мохнатую шкуру им было не прокусить и они сосредотачивались на их ногах и морде, залепляя глаза и ноздри. Кое-как стряхивая их с головы об ветки кустарника, одуревшие сохатые уже перли напролом сквозь чащу, только бы добежать до речки, где был ветерок и слегка продувало и залезали в воду…
У нас шкура не такая толстая и поэтому приходилось приспосабливаться по своему, с каждым годом совершенствуя свои навыки… Поначалу спасал диметил и накомарник. Я даже бороду отпускал, чтобы на курчавой бороде запах диметила держался дольше. Затем на руки стал надевать брезентовые рукавицы, а во время отмывки шлиха перчатки – резиновые тонкие (для супеси) или толстые (для суглинка).
Накомарник сменил на пчеловодный, случайно увидев его на прогулке по Ленинскому проспекту (в обеденный перерыв) в витрине магазина «Пчеловод». Я показал его на работе своим коллегам, но и ребята, и женщины, к моему удивлению, отнеслись к нему как-то равнодушно и покупать не стали. А мне он нравился, так как был больше, удобнее и спереди от лица сетку оттягивала дополнительная круглая проволока. Поскольку ткань накомарников была тонкая и комары легко протыкали ее своими хоботками, накомарники старались надеть кто на шляпу, кто на кепку, кто просто на капюшон энцефалитки.
А еще позже, я сменил накомарник на «Сетку Павловского», которой пользовались геологи 50-х. Она носилась в маленькой специальной клеенчатой сумочке, была пропитана специальным густым составом на основе диметила
Поначалу житье гуртом в 4-х местной палатке меня развлекало, но, когда появилась возможность брать персональную отдельную палатку, я стал брать ее. Старался выбрать из стареньких, но светлых (выгоревших) и с уже нашитой на вход марлей. Часто на вход нашивали плотную марлю от пологов.
Когда стали выдавать марлевые полога, мы поначалу даже не поняли, что это такое. Но я вспомнил, что видел в Зырянке как полога были натянуты над кроватями в коридоре небольшой гостиницы и мы стали использовать полога по прямому назначению. Выспаться теперь можно было совершенно спокойно и только вылезать из-под него утром в звенящее от «Мессеров» пространство палатки было противно. Иногда, при стоянке на одну ночевку, мы даже не ставили палатки. Просто расставляли раскладушки, натягивали над ними полога, привязывая тесемки к веткам деревьев или кольям, а низы подтыкали под матрас, кошму или спальный мешок.
Но, получая со временем отдельную 2-местку, надобность в пологе у меня отпала. На вход я набрасывал легкий тент, об который стряхивал спину перед тем, как зайти, а внутри палатки можно было перебить проникших комаров или рукавичкой на окнах или уничтожить их, спрыснув внутри «Детой».
8. Трагедии
Не проходило сезона, чтобы не происходило ЧП в каком-нибудь из подразделений нашего «Объединения». А в нем 12 экспедиций по всему Союзу. А в каждой по несколько партий и отрядов…
Каждый раз, когда по рации раздавался позывной центральной базовой станции и в эфире звучало:
– Всем начальникам подразделений!.. – как все замирали у раций и тревожно записывали текст радиограммы.
Обычно он был сухой и официальный: – «В таком-то подразделении … такой-то партии… в маршруте… погиб… и т. д. Проведите дополнительный инструктаж по ТБ и об исполнении доложите!»
И каждый раз сердце замирало – ведь это были знакомые тебе люди, с которыми ты был знаком, заходя поболтать в комнаты подразделений или с каким-нибудь вопросом, или на собраниях, или сталкиваясь в коридорах или у кассы за зарплатой, улыбаясь и перекидываясь шуточками.
И каждый раз, записывая радиограмму, первым делом ты думал: – Кто? Кто на этот раз?
И какой же болью сжималось внутри тебя после этих сообщений, особенно если это были сотрудники, с которыми ты работал и жил порой в одной палатке…
И ведь какими же нелепыми были эти случаи…
Так, погибла в маршруте от переохлаждения, заблудившись в дождь жена Юры Николаева, с которой я был знаком по первому году работы. Она с рабочим не смогла даже развести костер. Рабочий каким-то чудом добрался утром до лагеря, но спасательный отряд спасти ее уже не успел… Нелепо!..