А я люблю военных…
Шрифт:
— Это сильно заметно, — ответила я. — Так кричать ей “горько” только от ненависти и можно.
— А что, думаешь сладко смотреть на безобразие это? Негодую прямо вся, но ничего не могу поделать. Не уходить же. Уж лучше я прямо вся останусь здесь и сожру побольше, а Юлька и Женька платят пускай.
— Каждый мстит в свое удовольствие, грех тебя осуждать, — саркастично заметила я, выражением лица давая понять, что и эти слова далеки от моего истинного мнения.
Маруся все правильно поняла и в долгу не осталась.
— Прямо вся бы на твоем месте отсюда ушла,
— Если Ваню уломаешь, будешь и на моем месте, — снисходительно пообещала я.
В общем, беседы у нас не получилось — Маруся фыркнула и отчалила.
Не получилось и с Тосей, и с Леной, и с Розой, и с Ларисой — все советовали мне уйти, при этом безбожно ругая Юльку — какое лицемерие! Я же лучшая их подруга и как жертва могла бы рассчитывать на большее участие. Чем же Юлька их всех подкупила? Неужели рестораном? Бред какой-то.
Сердце кровью обливалось: столько предательств за один день!
Наконец подошла и Люба. Вот с кем было о чем поговорить. Я тут же, прямо в присутствии Сергея, подробно расспросила ее о соседях.
Выяснилось, что полковник не обманул. Действительно, мужику в фуфайке из того дома исчезнуть некуда. Но он исчез!
Как ему это удалось?
Извинившись перед Сергеем, я отвела Любу в туалетную комнату и минут тридцать пытала куда мог пропасть мужик.
— В нашем доме случайных людей нет, — в конце концов сообщила Люба.
— Но ты же случайная, — напомнила я.
— Уже неслучайная. Перед тем, как въехать в квартиру, полный инструктаж прошла. И родственников моих проверяли до седьмого колена.
Я призадумалась. По всему выходило, что и не было мужика. А что, если он плод моего воображения?
Ага! И “Муха” тоже плод? Не сама же я пальнула из этой злодейской “Мухи” (Бог мой!) в президента!
— Нет, не сама, — сказала Люба. — Лично я думаю, что кто-то другой.
Мне сделалось дурно. Ведь уверена же была, что про “Муху” подумала, оказалось вслух произнесла. Конечно вслух, раз Люба мне ответила.
— Соня, опасно связываться с этими органами, — принялась наставлять меня на путь истинный Люба. — Им срочно надо отчитаться перед президентом, потому и готовы схватить кого угодно. Просто удивляюсь, что ты жива до сих.
“И это она мне говорит. Прямо в глаза.”
Я помертвела.
— А в чем дело? Почему я должна быть не жива?
Люба всплеснула руками:
— Ну как же, Соня, ведь не ты же убивала президента!
Не я убивала президента, и поэтому надо меня убить? По этой причине убить надо всю нашу страну терпеливую. Странная у Любы логика. Кому, по ее мнению, служит ФСБ, черным антигосударственным силам или президенту?
И тут я помертвела. Вопль вырвался из моей груди, и подкосились ноги. Что несет эта Люба? Не я убивала президента? Так президент убит?!
Видимо я снова не только подумала, потому что Люба опять ответила:
— Нет, слава богу, он жив и здоров на радость всему народу. Жив —здоров и знать желает какая сволочь на него окрысилась.
Я ахнула.
— И кроме меня, следовательно, сволочи не сыскали, во всей нашей огромной стране, — возмутилась я.
— Сама видишь, что не сыскали. Президент требует ответа на свой, государственной важности вопрос, а ответа нет ни у кого. Просто удивительно, Соня, что тебя не подстрелили, — вновь загоревала Люба и оптимистично добавила: — При попытке к бегству.
Удивительно уже стало и мне самой. Лопухнулся что-то Владимир Владимирович. Шлепнул бы меня, и мой молчаливый труп как злейшего врага государства представил. Хоть на такую меня полюбовался бы президент, все ж приятно предстать пред его очами — да и некогда мне живой.
Шутки шутками, но, думаю, пояснять не стоит, что еще больше захотелось мужика в фуфайке отыскать.
— Думай, Люба, думай, — нервно попросила я. — Если не я из гранатомета стреляла, то кто же стрелял? Не ты же?
— Так не было там меня, мусор выносила. Как обычно утречком вышла с ведром (мусоропровода нет у нас), а обратно в дом не пускают, просят ждать. Начала ждать, а тут и вас с Валериком потащили. Перепугалась я! Просто кошмар!
Люба очень выразительно закатила глаза и деловито отметила:
— Потолки в этом туалете дюже красивые. Мы с Валериком большой ремонт затеваем, так я теперь все подмечаю.
“Ха! Они с Валериком уже большой ремонт затевают, а у меня даже полы в доме немытые. Чем я хуже? Почему в покушении подозревают только меня?”
— Не хуже ты, а лучше, — утешила Люба.
Повадилась мысли чужие читать, или и в самом деле крыша моя едет.
— Мы обычные серые обыватели, — ответила Люба на мой немой вопрос, — потому нас и не трогают, ты же отличилась уже многократно, так почему бы тебе и на президента не покуситься? Пришло же тебе в голову романы писать. От тебя теперь всего можно ждать, ты же у нас как бы писательница. Нормальные люди книг не пишут, они их даже не читают.
Ну как тут не обидеться? Вот она, зависть человеческая! Нет-нет, да и пробьется сквозь тонкую пленку воспитания. Люба прекрасная собеседница, если речь идет о фингалах Славки, икоте Машутки и животе Ванюшки, но не дальше этого. Когда же Люба берется рассуждать о моих романах, о творческом отражении, воспроизведении действительности в художественных образах… Короче, о настоящем искусстве…
Нет, не хочу обижать подругу. Имея столько детей, обо всем рассуждать разучишься — здесь только можно завидовать ее женскому счастью.
— Люба, давай вернемся к нашему важному вопросу, — проникновенно попросила я. — Выходит ты видела как нас с Валерой увозили.
— Да! Да! — яростно подтвердила Люба.
— Сколько же времени прошло с тех пор, как ты покинула квартиру?
— Да минут пять, не больше.
“И тут не обманул полковник, — подумала я. — Люба вышла, а я очнулась, увидела мужика в фуфайке, он бабахнул, через три минуты начали ломиться в дверь, секунд сорок мяли бока Валерию, потом полковник влетел, и нас скрутили. Да, от ухода Любы до нашей поимки прошло пять-семь минут. Но куда же мужик тот делся? Не растворился же он.”