А я люблю военных…

Милевская Людмила Ивановна

— Кто?

— Наши враги, разумеется, кто же еще?

Едва я ляпнула такое, как у полковника на лоб полезли глаза.

— Сколько вам заплатили? — рявкнул он.

Я запаниковала. Господи, ну кто меня тянул за язык? Почему бы не помолчать?

— Кто?! — еще громче прогремел полковник и для убедительности хватил кулаком по столу.

Я даже подпрыгнула, старательно демонстрируя пугливость и кротость, мол какой уж там гранатомет — собственной тени шугаюсь. Однако полковник не склонен был поддаваться

моей пассивной обработке. Он уже имел свое четкое мнение, с которым расставаться не привык.

— Кто вам заплатил? — устрашающе гремел он.

Я бросила разыгрывать из себя пугливую серну и завопила похлеще самого полковника:

— Как вы могли подумать про меня такое?! Я неподкупна! Сама кого хотите подкуплю!

— Ага! — обрадовался он. — Значит вы из идейных соображений!

— Конечно из идейных, — начала было я, потому что с детства любила блеснуть идейностью, но тут вдруг осознала, что на сей раз идейность может сильно навредить и сразу же поменяла пластинку: — Вы с ума сошли! Нет у меня соображений!

— Как нет? — опешил полковник.

— А вот так! Нет соображений вообще, и идейных в частности. Без всяких соображений живу, так, тяну лямку по привычке. И не пойму, что вас столь сильно удивляет. Так живет любой. Можно подумать вы не так живете. И мой вам совет: даром время не тратьте, а лучше бегите искать мужика.

Полковник удивился:

— Какого мужика? Второй раз вы говорите про какого-то мужика.

— Вот именно, — обиделась я, — второй раз говорю, а вы и внимания не обращаете. Мужик в фуфайке. Это же он целился в президента из Любкиного окна, когда я под столом в салате лежала.

И тут меня осенило: бог ты мой! Это же я президента спасла! Я!!! Если бы не я, уж мужик не промахнулся бы. Уж не для этого он гранатомет в Любкин дом приволок, чтобы промахиваться налево и направо.

Я тут же поделилась своими соображениями с полковником, выдвинув предположение, что теперь, возможно, президент захочет меня каким-нибудь орденом наградить.

— Так что вы со мной поосторожней, — посоветовала я.

Но он не внял совету.

— Вы мне зубы не заговаривайте, постороннему в дом не проскочить, — заявил он. — Если мужик в фуфайке был, то куда же он делся?

— Этого сказать не могу, — призналась я. — Может скрылся в соседней квартире. Может он там живет.

— В соседней квартире живет парализованный, — просветил меня полковник.

— Он что, не может ходить?

— Может, но только под себя. Он очень парализованный, а тут из гранатомета стрелять! Намертво человек прикован к постели.

Об этом я знала и сама, даже видела пару раз несчастного, даже ему посочувствовала, а потому вынуждена была предположить:

— Значит мужик в фуфайке из другой соседней квартиры.

— В другой соседней квартире живет женщина.

— Ну и что? Что мешает

женщине укрыть в своей квартире мужика в фуфайке?

— То и мешает, что она на нюх не переносит никаких мужчин. Она старая дева.

Вот этого не знала.

— Надо же! — обрадовалась я. — Теперь у Любки будет своя Старая Дева. Вот когда моя Люба насладится по-настоящему “милым” общением. Так ей и надо. Будет знать, как мою Старую Деву защищать.

Я бы с удовольствием и дальше развивала эту тему, но, наткнувшись на грозный взгляд полковника, вынуждена была вернуться к мужику в фуфайке.

— А вы уверены, что старая дева не приютила того мужика? — спросила я. — Боюсь, вы неправильное представление имеете об этих самых старых девах. Они в девах остались вовсе не потому, что пожизненно испытывают отвращение к мужчинам, а вовсе наоборот: это мужчины пожизненно испытывают отвращение к тем, из которых и получаются эти самые старые девы. Если брать мою Старую Деву (я о своей соседке)…

Боже, сколько я здесь имела сказать! И сказала бы, но не дал полковник — как много он потерял.

— Старую деву оставьте в покое, — сказал он. — Мы тщательно осмотрели у нее каждый сантиметр. Мужиками там и не пахнет.

— Тогда остается последняя квартира, — заключила я. — Насколько помню, на лестничной площадке было четыре двери.

— Да, — согласился полковник, — но в четвертой квартире живет ваш покорный слуга.

— Вы?!

— Совершенно да.

Это был удар, но я не сдалась и героически предположила:

— Значит мужик в фуфайке убежал на другой этаж.

— Мы обыскали весь дом и не нашли посторонних. Из дома никто не мог убежать. Здесь я дам любые гарантии.

Услышанное озадачило меня, уже было собралась задуматься, да полковник не позволил: опять как завопит:

— Признавайтесь, где взяли гранатомет?!

Я подпрыгнула уже нешутейно — так и заикой случиться немудрено. Сильно испугалась, рассердилась, даже озлобилась и закричала.

— Тьфу на вас! — завопила я. — Разве можно так внезапно реветь? Так недолго стать и припадочной. И сколько можно признаваться? Призналась уже: гранатомет мне подложил тот мужик. Он целился, я увидела и прыгнула на него. Своей жизнью, между прочим, рисковала. Только поэтому мужик и промахнулся.

Полковник смотрел на меня без всякой веры, но все же успокоился и спросил:

— И что было дальше?

— Бабахнуло. Дальше не помню ничего. Скорей всего он дал мне по голове, если я раньше чувств не лишилась. Обычно так и случается, сначала лишаюсь чувств, а потом уже получаю по голове. Да, думаю было именно так. В общем, дал по голове, сунул гранатомет в мои руки и сбежал, подлец.

Полковник снова начал выходить из берегов.

— Куда?! Куда сбежал?! И вверху и внизу охрана, — завопил он.