А я тебя да
Шрифт:
— Значит, хотите написать заявление о покушении на изнасилование?
— Не знаю, — растерялась я под пристальным взглядом незнакомых зевак, сидящих тут же на неудобных металлических стульях. Наверное, у этих людей тоже были какие-то проблемы, раз они пришли сюда. И уж, конечно, они были не виноваты, что эта драма разыгрывается у них на глазах, но мне от этого осознания было не легче. Я чувствовала себя ужасно неловко. Будто меня раздели и выставили перед ними голой. — Если так это называется.
— Леонид Васильич!
— А что там? — откликнулся, видно, тот самый Лёня.
— Чуть не изнасиловал ее, говорит, учитель, прикинь?
— Преподаватель, — поправила я, почувствовав щекой чей-то взгляд со стороны зарешеченного прохода вглубь здания. Потерла место ожога рукой и… резко обернулась, словно услышав требующую незамедлительного подчинения команду. Как раз в тот момент, когда мой сталкер выступил в коридор из тени.
— Я разберусь. С девушкой, — заявил он тихим голосом, окутывающим бархатом на низах.
— Да вы что, Семен Валерьевич, это же ерунда… Это ж…
Было даже интересно наблюдать, как перед ним едва ли не на пузе ползают те, кто еще секунду назад, упиваясь властью, в открытую надо мной издевались.
— Где мы можем расположиться?
— Да где угодно, но зачем оно вам…
Тот, кого назвали Семеном Валерьевичем, нетерпеливо дернул плечом. И одного этого жеста хватило, чтобы лебезящий мужик заткнулся, вскочил, схватил какие-то ключи и буквально бегом выбежал из дежурки. Я проводила его спину удивленным, немного растерянным взглядом и снова уставилась на вызвавшегося мне помочь мужчину.
— Пройдемте.
Я заставила себя благодарно улыбнуться, а вот на шаг к двери решилась не сразу. Уж слишком плотной была аура власти, окружающая этого мужика. Подгоняя меня, он вздернул темную бровь. Я, наконец, отмерла и тихонько прошмыгнула в открытую дверь. Так близко мимо него, что нос защекотал свежий аромат его настиранной и отутюженной до скрипа рубашки. В мире искусственно синтезированных ароматов это было как воспоминания из детства. Лето. Бабушкин дом, пуховая перина на панцирной сетке. Прохладные простыни на разгоряченной поцелованной солнцем коже. Ощущение защищенности и безопасности.
— Может быть, чаю?
После издевательского приема в дежурке предложение Семена Валерьевича я восприняла с большой благодарностью. И на чай согласилась, хотя, если честно, волнение было таким, что вряд ли бы что полезло мне в горло.
Чай полагалось приготовить тому самому дежурному, что открыл нам дверь в обшарпанный тесный кабинетик. Он, кажется, ошалел от того, что ему предстоит выступить в роли официанта, но возражений на этот счет не последовало. Наверное, все же уже тогда Семен мог продавить взглядом кого угодно…
— Начнем? Основные моменты я понял. Но в заявлении все надо изложить подробнейшим образом.
— Хорошо, — покладисто кивнула я.
— Значит, вы учитесь на первом курсе биофака? Как вас угораздило?
Конечно, это не имело никакого отношения к заявлению, но почему-то тогда я вообще не придала этому значения. И простодушно заметила:
— Я люблю животных. Морских — в большей степени.
— Дайте угадаю. Планируете изучать дельфинов?
— Нет! Акул.
— Акул? — он как будто бы удивился.
— Да!
— Интересный выбор. И чем же они вас так привлекают?
— Наверное, своей беззащитностью.
— Это акулы-то беззащитные?
Он тогда впервые улыбнулся. Хищно сверкнул зубами. Я сглотнула, пораженная в самое сердце, но вряд ли это было осознанно.
— Д-да. Видите ли, их вылавливают просто в промышленных масштабах. В этом смысле дельфины гораздо больше защищены. Популяция же акул сокращается настолько стремительными темпами, что через пару десятков лет их не останется вовсе, и…
— И?
— Океан заболеет, — что-то во взгляде этого странного мужчины заставило меня смутиться, — может быть, вернемся к моему заявлению? Мне сегодня еще нужно подготовиться к контрольной…
— Конечно. На чем мы закончили? Ах да, гражданин Бутанов осуществил действия… Какие действия, кстати?
Это было самое стыдное. Озвучить. Я краснела, бледнела. Глотала чай, потому что горло немилосердно сохло.
— И в этот момент вы его ударили книжкой и…
— Выбежала, — закончила я едва слышно.
— Вера, вам нечего стыдиться. Совершенно. Вы молодец, что нашли в себе силы противостоять насилию.
— Я просто не хотела, чтобы мой первый раз случился так… — какого-то черта разоткровенничалась я и, чуть не сгорев со стыда, когда осознала, что же ляпнула, окунула взгляд в опустевшую чашку. — Так я могу идти?
— Конечно. И ничего не бойтесь.
Семен поймал мой смущенный испуганный взгляд и держал до тех пор, пока я не выпрямила скруглившуюся под весом проблем спину.
— Вера! Вер! — мой заплыв в прошлое прервал сиплый голос мужа. Я моргнула, выныривая из штормящего моря воспоминаний. С удивлением опустила взгляд на сидящего передо мной Шведова. Мы остались в кабинете одни, Жорка тактично оставил нас, но даже это не повод вставать передо мной на колени. Какого черта он творит?
— Что ты делаешь?
— А ты? Почему ты улыбаешься? Что тебя, мать его, смешит, а?
Ух ты. А ведь он на грани срыва…
— Смешит? — я широко улыбнулась. — Не знаю. Вероятно, сама ситуация.
— Ты слышала, что сказал Жорка?! Ты вообще слышала? — заорал Шведов, брызжа слюной.
— Аха.
— И тебе смешно?!
— Конечно.
— У тебя рак! В тебе сидит огромная бомба с часовым механизмом и тикает! Бутенко настаивает на операции, Вера! Ты знаешь, что это означает?