А за околицей – тьма
Шрифт:
– Потому узлы нужно делать аккуратные, невидимые. Скрывать в самом полотне. С первого раза ни у кого не выходит, так что, как первые знаки вышьешь, не расстраивайся, если криво получится.
– А если с изнанкой не совпадёт? – раскрыла наконец рот Ярина. – Плохо же. Боюсь.
– Заладила – «боюсь-боюсь». Нельзя тебе никого бояться, пусть и мала ещё. На первый раз я тебе особую иголку дала, она сама всё поправит.
– Почему всегда такой иголкой шить нельзя?
«Хоть бы одна об этом не спросила», – с усмешкой подумала Обыда. Ярине ответила:
– Потому что пальцы от неё горят, сердце колет и глаза слепит. Если в одном
Ярина вздохнула, задумавшись.
– Стежок вот так клади. Не длинный и не короткий. И все стежки чтобы один к одному. Узел вот так вяжи. Понятно?
– Нет.
Надо же! Призналась.
– Ну, смотри ещё раз. Теперь понятно?
– Не-а.
– Ну, ещё раз показываю, последний. Молодец, что сказала. Не стыдно не знать – стыдно не стараться узнать. Крепко запомни и всегда спрашивай, прежде чем кашу заварить.
Может, и правда выйдет толк.
– А давай уже шить будем? Вот как тогда на одеяле чёрточки серебристые. – Ярина потянулась к пяльцам, схватила и выронила.
А может, и не выйдет.
– Вот ещё что запомни, Ярина. Не только в игле дело, а ещё в самом полотне. Всякого полотна на всякую мастерицу заранее отмерено. Можно, конечно, взять неудачную вышивку да сжечь. Но так полотна не напасёшься, и может статься, что на важное, на самое нужное не хватит. Поняла?
– Поняла. Давай шить скорей!
– Ну давай, что ли, – тяжело вздохнула Обыда.
Непростое это дело – два десятка девчат шить выучить. У этой хоть руки дырявые, да глаза горят. И то легче.
– Что ты шьёшь? – тем же вечером спросила Ярина, завистливо глядя, как ловко плывёт в умелых руках игла.
– Дырпус [23] . Дырпус это, глазастая.
– И какое у него колдовство?
– Да почти и никакого. Повесим на стену, удобнее будет день узнавать. Из дерева календарь больно тяжёлый, а тряпка лёгонькая.
23
Дырпус(удм.) – календарь.
«Да почти и никакого». Слукавила Обыда: много позже, под самый конец года, Ярина выглянула в окно и оторопела – всё сложилось в ту же картину, что яга вышила на дырпусе. Двор, и лес, и далёкие поляны… А вверху, по небу, разложенному на лазурь и серебро, катилась соломенная телега, сидя в которой Инмар [24] плёл новое колесо.
Глава 4. Оберег
– Коркамурт [25] , – негромко позвала Обыда, набрасывая на плечи шаль. – Корка!
24
Инмар – верховное божество в удмуртской мифологии. Демиург, творец всего хорошего и доброго.
25
Коркамурт (здесь также Корка) – в удмуртской мифологии домовой.
Домовой отделился от тени, выглянул из-за угла. Уставился
– В лес схожу за основой для оберега, – сказала Обыда. Покосилась на печку, на которой спала Ярина. Велела: – Если до моего прихода проснётся, проследи, чтобы всё ладно было.
Коркамурт сонно кивнул.
– Накормишь. Подскажешь, если что. К чернодвери не подпускай.
Домовой снова кивнул, побрёл обратно в свой угол.
– Что молчишь-то? Молчуном решил стать, как Утро Ясное?
– А чего отвечать-то? – проворчал Корка. – Понял я. Чай не в первый раз.
– Чай не в первый, – задумчиво согласилась Обыда, глядя, как домовой собирает вокруг себя одеяла, укладывается, вздыхает. – А чего не в подполе-то ночуешь? Чего в избе решил?
Коркамурт повёл плечом. Буркнул:
– Холодно. Да лохматая та всё ночами из-под земли скребётся.
– Вот пуны вырос [26] , – сердито прошептала Обыда. – Давно бы сказал. Отважу её, как вернусь. Ну, спите…
26
Пуны вырос (удм.) – собачья повадка; ругательное выражение.
Бросила быстрый взгляд на тихую сумрачную избу, прикрыла дверь и шагнула в ночь.
Неблизко было идти. Холод обвивал руки, клонило в сон, и глаз уже был не таким острым, как прежде. Сколько так хаживала, основу искала – и с каждым разом всё сложней ночью пешком по лесу становилось; а вместе с тем всё легче было расслышать лесные шорохи, разглядеть заветные знаки, и не надо было уже шептать, созывая змей, – сами ползли, шуршали в траве под ногами, указывали дорогу.
Обыда опустилась в траву на берегу Ужова ручья. Протянула руку и тотчас почувствовала, как влажное ледяное тельце скользнуло в ладонь. Осторожно сомкнула пальцы и медленно, держась за старую липу, поднялась. Ужик в ладони затих, не шевелился. Крохотный совсем, как раз по руке будет.
Самое простое сделала. Теперь можно, не торопясь, не приглядываясь, идти вглубь леса. Где захочет Ночь Тёмная, там и покажется.
Лес редел. Путались, расступаясь, ветки. Звёзды проглядывали сквозь кроны. Обыда шагала, подмечая новые ростки, обходя нарождающиеся озёра. Вспорхнула из-под ног ночная птица, потянуло сквозняком – тени скользили к избе. Зашуршало в траве; не то мышь, не то запоздалый акшан [27] .
Наконец, когда в далёких прогалинах начал уже сереть воздух, навстречу шагнул молодец – черноглазый, весь в чёрном, с чёрным конём.
27
Акшан – в удмуртской мифологии злой дух сумерек.
– Здравствуй, Обыда.
– Здравствуй, Ночь моя Тёмная. Догадался, поди, зачем звала?
Молодец качнул головой. Обыда показала ему ужа на ладони:
– Оберег хочу ученице новой сделать.
– Снова из ужа да из паучьей травы? Что-то не помню я, чтоб помогло это прежним твоим девочкам.
– Вот потому и хочу не так сплести, как раньше, а твоей помощью заручиться. Ну и братьев твоих… – Обыда протянула замершего ужа Ночи. – Хочу, чтобы каждый своё колдовство в оберег вложил. Чтобы и утром, и днём, и ночью ваша защита с ней была.