А жить, братишки, будет можно!
Шрифт:
– Ну, здравствуй, сынок, - широко улыбаясь, сказал Василий Егорович.
– Здравствуй, батя, - ласково произнес Александр.
Освободившись из его объятий, Александр поздоровался с гостями, а затем полез в принесенную с собой сумку и достал из нее большую картонную коробку. Александр аккуратно снял с нее крышку, и все увидели в его руках покрытый еще совсем свежим лаком деревянный макет самолета.
Александр протянул макет отцу.
– Это, тебе. Есть у нас в дивизии умельцы… Ты же свой
Генерал Сухоруков бережно и трепетно принял макет из рук Александра.
– Спасибо.
Глаза юбиляра влажно заблестели. Он погладил макет самолета рукой, как будто живой. Мурашов, поднявшись из-за стола, тоже смотрел на подарок с восторгом и грустью.
– Да, прыгали мы из таких, - ностальгически вздохнув, протянул Мурашов.
Василий Егорович поставил макет самолета на полку секции у себя за спиной, а затем, повернувшись к сыну, хлопнул его по плечу.
– Ну, давай за стол! Раз опоздал – будешь пить штрафную…
… Веселье в квартире генерала Сухорукова близилось к концу.
Александр сидел рядом с захмелевшим отцом. Взяв с секции подаренный ему сыном макет самолета, генерал Сухоруков положил его на колени и вновь принялся рассматривать.
Сбоку от мужа сидела Татьяна Ивановна. Она ласково гладила его по плечу.
Решив, что лучшего момента для разговора, который обещал стать тяжелым, не найти, Александр, сидевший рядом с отцом с другой стороны, придвинулся к нему поближе и откашлялся. Он заметно волновался.
– Бать, надо поговорить, - произнес он вполголоса.
Василий Егорович встрепенулся.
– О чем?
– Я хочу…, - Александр помедлил и решительно выпалил.
– Хочу в Афганистан.
Сухоруков, вскинув голову, посмотрел сыну в глаза.
– Рано или поздно ты там окажешься. Эта война не на один год.
– Ты меня не понял, - Александр упрямо сдвинул брови. – Ждать в мои планы не входит. Половина ребят с моего курса уже там… И мне пора… Я написал рапорт.
– И что? Подписали?
Александр понуро опустил голову.
– Нет.
Василий Егорович, в глазах которого мелькнула догадка, хитро улыбнулся.
– Не отпускает тебя Чуйкин?
Александр, тоже улыбнувшись, отрицательно помотал головой.
– Не отпускает.
Во взгляде Татьяны Ивановны, которая внимательно прислушивалась к их разговору, появилась тревога. Она придвинулась к мужу и сыну вплотную.
– Вот что, мои хорошие, - сказала она.
– Давайте-ка отложим все разговоры до завтра. Сегодня праздник.
– И то верно, - согласился генерал.
Он положил свою руку на плечо сыну.
– Поговорим завтра, хорошо?
Александр нехотя кивнул. Отец убрал руку с его плеча и, обняв, привлек к себе жену. Затем он повернул голову к Мурашову, который сидел напротив, ковыряясь вилкой в тарелке.
– А не спеть ли нам, Гена, нашу фронтовую?
Мурашов с готовностью отложил вилку в сторону.
Откашлявшись и приосанившись, он низким и сильным голосом затянул:
Там, где пехота не пройдет
И бронепоезд не промчится,
На брюхе танк не проползет,
А пролетит стальная птица…
Сухоруков подхватил припев, и уже в два голоса они стройно пропели:
На брюхе танк не проползет,
А пролетит стальная птица…
Следом за генералами начали петь и остальные гости…
…Когда песня стихла, все сидящие за столом громко зааплодировали.
Спохватившись, Мурашов посмотрел на наручные часы и хлопнул себя по коленям.
– Ну, что, Василий… Завтра мне рано вставать. А от Тулы твоей до Москвы еще надо доехать.
Генерал Сухоруков грустно вздохнул
– Хочешь сказать, пора прощаться?
Мурашов утвердительно кивнул и поднялся из-за стола. Сухоруков жестом попросил его снова присесть. Поляков послушно опустился на стул.
Василий Егорович взял в руку початую бутылку водки, налил ему полную рюмку, а затем наполнил свою, сына и жены. Остальные гости тоже наполнили свои рюмки и бокалы.
Василий Егорович поднял рюмку и улыбнулся Мурашову.
– На посошок!
Все выпили…
…Настенные часы-ходики показывали начало двенадцатого. Все гости давно разошлись. В зале тихо работал телевизор.
Александр ушел в свою комнату, и за столом остались только Василий Егорович и Татьяна Ивановна. Генерал курил. Сухорукова, положив голову мужу на плечо и прикрыв глаза, устало дремала.
Жена подняла голову, открыла глаза, повернулась к мужу лицом и ласково погладила его по седым волосам.
– Я-то думала, старый конь уже собрался на покой. Воспитывать внуков, возиться на даче, - она улыбнулась.
– А ты, оказывается, еще хочешь поскакать галопом?
Генерал изобразил на лице обиду.
– Ну, какой я старый?
– он возмущенно засопел. – Тоже мне, нашла старика!
Татьяна Ивановна примирительно махнула рукой.
– Ладно, ладно. Не заговаривай зубы. Давай, рассказывай про свою Африку.
– Я и сам пока знаю немного, - Сухоруков пожал плечами.
– Могу только пересказать, что услышал от Мурашова.