А. А. Прокоп
Шрифт:
— Устин — ты непьющий — смотри в оба. Мразь партизанская может быть рядом. Бубенцов напьется сейчас нутром чувствую.
— Есть господин капитан. Всё будет в полном ажуре — низким голосом ответил Устин.
— Иди — сказал Резников и тот, отдав по форме честь, вышел из дома на улицу.
— Из староверов надежный солдат — свой до мозга костей — пояснил Резников.
— К херу этих староверов — пробурчал Кирилл Дементьевич.
— Нормально всё. Давай, ещё по одной и спать — произнёс Выдыш.
Степан долго не мог уснуть. Рука чувствовала занесенную
* * *
Калинину снился странный сон. Если к присутствию Резникова он уже привык, то увиденный им человек был совершенно незнакомым.
Среднего роста. В меру полноватый. С жёстким даже колючим, просверливающим взглядом. Хозяйская походка с тяжёлой поступью и очень громкий командный голос. При всём этом человек был облачен в одеяние священнослужителя. Калинин видел его со стороны, как бы исподтишка. Видел и тех, кто был рядом с ним и они, несмотря на форму императорской армии, уступали в наружных качествах священнослужителю.
Хлипкий долговязый полковник разговаривал со священником, слишком уж почтительно, как будто тот был его начальником, а не наоборот. Другие офицеры тоже выглядели в этом отношение не очень, а солдаты с почти открытой неприязнью шарахались от проводника божественного промысла в окопы.
Калинин наблюдал какое-то время со стороны. Знакомился с незнакомцем заочно, но в какой-то момент оказался в тесном блиндаже, где потолок доставал до самой макушки, и чтобы передвигаться нормально, нужно было нагибаться. Это причиняло сильное неудобство, так как окон не было, не смотря на день, внутри горела лампа и самую малость чадила. Два топчана и стол, сбитый из грубых тяжелых досок. На земляном полу побросаны вещи, оружие. На столе лишь пепельница, устроенная из обычной миски.
Калинин закурил, — и тут же открылась входная дверь. На пороге появился священник, тот самый, которого он наблюдал со стороны, только сейчас он был близок и реален, от него сильно пахло водкой. Калинин растерялся, не зная, как ему представиться незнакомцу, и как тот вообще воспримет его появление здесь, но ничего этого не понадобилось. Священник не обратил особого внимания на Калинина, уселся на топчан и тоже закурил папиросу. Возникла неловкая пауза, но кажется её чувствовал только Калинин, потому что священник не испытывал и тени какого-нибудь дискомфорта.
— Вот так-то капитан — произнёс он.
Калинин не понял, о чем идет речь, но догадался, что на нем форма. Посмотрев на себя, он убедился в этом, только не торопился что-то говорить.
— Приехал ты сюда и сам не понимаешь, что от тебя требуется. Вроде закон должен быть законом, а военный тем более. Только не всё так просто.
Калинин по-прежнему молчал. Священник достал из угла бутылку, не спрашивая Калинина, налил себе и ему по полстакана. Появление стаканов осталось Калининым и вовсе незамеченным.
— Шашку хотел посмотреть? — спросил священник, когда они справились
— Ну, да — промычал Калинин.
Глаза священника заблестели нескрываемой радостью.
— Вот она — произнёс он раньше, чем извлек шашку из того же угла, где еще недавно пряталась бутылка.
— Чудесная вещь. Случайно ко мне попала, почувствуй.
Священник протянул Калинину холодное оружие.
— Отец Федор полковника видел где? — раздался знакомый голос, и через секунду Калинин увидел Резникова в полевой форме с прежней надменно-ироничной улыбкой.
— Какая встреча господин капитан, какая встреча. Вы всё по своей уголовной части трудитесь.
Резников обнял Калинина за плечи, тот и не думал отстраняться от проявления дружеской откровенности.
— Всё по своему делу — ответил Калинин.
— Только дела у нас и нет — засмеялся Резников.
— Формально, то есть — не узнавая своего голоса, произнёс Калинин, от того, что в его голове открылась часть дополнительной информации, которая объясняла ему, что он здесь по поводу самосуда над двумя рядовыми чинами, который произвёл в исполнение, как раз сидящий напротив него отец Федор.
— Если формально подходить, то хана всей державе — капитан — нервно произнёс отец Федор.
— Какая тогда держава. Шкуру свою спасти, если сволочь окончательно обнаглеет — засмеялся Резников налил себе из бутылки и подмигнув Калинину произнёс.
— Ну, за нашу победу!
Содержимое стакана исчезло внутри Резникова.
— Сначала друзьям предложить надо — отец Федор ласково, сделал замечание Резникову.
— Следующий раз и друзьям нальем. Время у нас есть. Месяц сидим в окопах и ещё два просидим.
— Ты как думаешь, прав я или нет?
Голос Резникова приобрел нотки серьёзности, во рту появилась папироса, и Калинин почувствовал, что в землянке стало тяжело дышать от обилия табачного дыма.
— Мне о другом думать положено. Этим я и занимаюсь. Бывают и перегибы, но бог видит праведность в моих действиях. Он наполняет силой мои руки. Легкость мою голову. С молитвой о спасении родины, от ереси и различной мрази провожу я каждый свой день, каждую ночь. Иногда завидую таким, как ты.
При этом отец Федор без стеснения указал пальцем на Резникова, но тот не обиделся, а лишь громко рассмеялся.
— Нечего хохотать. Духовное серьёзнее, чем любые занятия по стрельбе. Посмотри на них. Что с ними случилось? Нет в них бога. Церковь отодвинули куда-то на самый задний план, — и всё это в России!!! Вдумайся капитан — в России!!!
Теперь отец Федор обращался непосредственно к Калинину и тот был вынужден согласиться.
— Правду говоришь — произнёс Калинин мрачно.
— То-то и оно. Вопрос, ведь не только в этих (отец Федор имел в виду солдатиков), но и в тех духовных пастырях, которые распустили своих прихожан. Думаешь, не понимаю, думаешь, не знаю, что происходит по окрестностям и весям российским. Многие попы превратились в вымогателей, в чиновников и не более, а что ждать от этих мозгляков, если в столице чёрт знает, что творится.