А. П. Платонов. Рассказы
Шрифт:
В классе Аполлинария Николаевна хотела было посадить Артёма за парту, но он в страхе прижался к ней и не сошёл с рук. Аполлинария Николаевна села за стол и стала учить детей, а Артёма оставила у себя на коленях.
– Эк ты, селезень толстый какой на коленях сидит! – сказал один мальчик.
– Я не толстый! – ответил Артём. – Это меня орёл укусил, я раненый.
Он сошёл с коленей учительницы и сел за парту.
– Где? – спросила учительница. – Где твоя рана? Покажи-ка её, покажи!
–
Учительница оглядела ногу.
– До конца урока доживёшь?
– Доживу, – обещал Артём.
Артём не слушал, что говорила учительница на уроке. Он смотрел в окно на далёкое белое облако; оно плыло по небу туда, где жила его мама в родной их избушке. А жива ли она? Не померла ли от чего-нибудь – вот бабушка Дарья весною враз померла, не чаяли, не гадали. А может быть, изба их без него загорелась, ведь Артём давно из дому ушёл, мало ли что бывает.
Учительница видела тревогу мальчика и спросила у него:
– А ты чего, Федотов Артём, ты чего думаешь сейчас? Почему ты меня не слушаешь?
– Я пожара боюсь, наш дом сгорит.
– Не сгорит. В колхозе народ смотрит, он потушит огонь.
– Без меня потушат? – спросил Артём.
– Без тебя управятся.
После уроков Артём первым побежал домой.
– Подожди, подожди, – сказала Аполлинария Николаевна. – Вернись назад, ты ведь раненый.
А ребята сказали:
– Эк, какой – инвалид, а бегает!
Артём остановился в дверях, учительница подошла к нему, взяла его за руку и повела с собою. Она жила в комнатах при школе, только с другого крыльца. В комнатах у Аполлинарии Николаевны пахло цветами, тихо звенела посуда в шкафу, и всюду было убрано чисто, хорошо.
Аполлинария Николаевна посадила Артёма на стул, обмыла его ногу тёплой водой из таза и перевязала красное пятнышко – щипок гусака – белой марлей.
– А мама твоя будет горевать! – сказала Аполлинария Николаевна. – Вот горевать будет!
– Не будет! – ответил Артём. – Она оладьи печёт!
– Нет, будет. Эх, скажет, зачем Артём в школу нынче ходил? Ничего он там не узнал, а пошёл учиться, значит, он маму обманул, значит, он меня не любит, скажет она и сама заплачет.
– И правда! – испугался Артём.
– Правда. Давай сейчас учиться.
– Чуть-чуть только, – сказал Артём.
– Ладно уж, чуть-чуть, – согласилась учительница. – Ну, иди сюда, раненый.
Она взяла его к себе на руки и понесла в класс. Артём боялся упасть и прильнул к учительнице. Снова он почувствовал тот же тихий и добрый запах, который он чувствовал возле матери, а незнакомые глаза, близко глядевшие на него, были несердитые, точно давно знакомые. «Не страшно», – подумал Артём.
В классе Аполлинария
– Так пишется слово «мама». – И велела писать эти буквы в тетрадь.
– А это про мою маму? – спросил Артём.
– Про твою.
Тогда Артём старательно начал рисовать такие же буквы в своей тетради, что и на доске. Он старался, а рука его не слушалась; он ей подговаривал, как надо писать, а рука гуляла сама по себе и писала каракули, не похожие на маму. Осерчавши, Артём писал снова и снова четыре буквы, изображающие «маму», а учительница не сводила с него своих радующихся глаз.
– Ты молодец! – сказала Аполлинария Николаевна. Она увидела, что теперь Артём сумел написать буквы хорошо и ровно.
– Ещё учи! – попросил Артём. – Какая это буква: вот такая – ручки в бочки?
– Это Ф, – сказала Аполлинария Николаевна.
– А жирный шрифт что?
– А это такие вот толстые буквы.
– Кормлёные? – спросил Артём. – Больше не будешь учить – нечему?
– Как так «нечему»? Ишь ты какой! – сказала учительница. – Пиши ещё!
Она написала на доске: «Родина».
Артём стал было переписывать слово в тетрадь, да вдруг замер и прислушался.
На улице кто-то сказал страшным заунывным голосом: «У-у!», а потом ещё раздалось откуда-то, как из-под земли: «Н-н-н!»
И Артём увидел в окне чёрную голову быка. Бык глянул на Артёма одним кровавым глазом и пошёл к школе.
– Мама! – закричал Артём.
Учительница схватила мальчика и прижала его к своей груди.
– Не бойся! – сказала она. – Не бойся, маленький мой. Я тебя не дам ему, он тебя не тронет.
– У-у-у! – прогудел бык.
Артём обхватил руками шею Аполлинарии Николаевны, а она положила ему свою руку на голову.
– Я прогоню быка.
Артём не поверил.
– Да. А ты не мама!
– Мама!.. Сейчас я тебе мама!
– Ты ещё мама? Там мама, а ты ещё, ты тут.
– Я ещё. Я тебе ещё мама!
В классную комнату вошёл старик с кнутом, запылённый землёй; он поклонился и сказал:
– Здравствуйте, хозяева! А что, нету ли кваску испить либо воды? Дорога сухая была…
– А вы кто, вы чьи? – спросила Аполлинария Николаевна.
– Мы дальние, – ответил старик. – Мы скрозь идём вперед, мы племенных быков по плану гоним. Слышите, как они нутром гудят? Звери лютые!
– Они вот детей могут изувечить, ваши быки! – сказала Аполлинария Николаевна.
– Ещё чего! – обиделся старик. – А я-то где? Детей я уберегу!
Старик пастух напился из бака кипячёной воды – он полбака выпил, – вынул из своей сумки красное яблочко, дал его Артёму. «Ешь, – сказал, – точи зубы», – и ушел.