А. Смолин, ведьмак. Цикл
Шрифт:
— Подсказка тут ни при чем, — невозмутимо заявил я. — Логика — она и на кладбище логика. И справедливость — тоже. Сами же говорили.
Все так. Я бы все равно сказал то же самое, независимо от подсказки. Но при этом я был очень благодарен тому, кто меня поддержал в этот довольно жуткий момент. И я знал, кто это. Ведьмак, которого сегодня убили.
— Ладно, — Хозяин снова опустился на свою плиту. — Будем считать, что по этому поводу мы поладили.
— Тогда я вернусь к своему вопросу, — оживился Нифонтов. — Хотя он не только мой. Он наш общий.
—
— А так бывает? — Николай, судя по его лицу, был крайне удивлен, не сказать — ошарашен. — Чтобы вы, да на своей земле…
— Бывает, — досадливо хлопнул рукой по колену Хозяин, причем раздавшийся после этого звук более всего мне напомнил стук бильярдных шаров друг о друга. — Хоть редко, но бывает. Этот негодяй «Пустое место» в ход пустил, я и не учуял, что на моем кладбище творится. И слуги мои ничего не увидели по той же причине.
— Простите, но можно поподробнее? — попросил его Нифонтов. — Что такое «Пустое место»?
— Это из арсенала ведьмаков заклятие, — объяснил нам Хозяин. — Очень старое, очень сложное. В подготовке сложное, там много компонентов и очень велик риск того, что ничего не получится. Если что перепутал — то все, пиши пропало. А уж сколько силы оно забирает! Но если выйдет как надо, то на какое-то время и ведьмак, и те, кто с ним, станут недосягаемы для чужих глаз. Причем не только людских. Любых. Никто их не увидит и не услышит.
— Они невидимками станут? — уточнил я.
— Нет, не невидимками, — раздраженно ответил мне Костяной царь. — Недосягаемость — это другое. Их словно не будет. Кто бы ни посмотрел на то место, которое скрыто заклятием, он ничего не увидит и не услышит, и я в том числе. Причем этот змей знал, что ночью я все равно смогу что-то заподозрить. Не увидеть, но учуять, там же смертоубийство происходило. Но то ночью, а тут-то был день. Так что ничего я не знаю.
— А если душу убитого опросить? — тут же спросил у него Нифонтов. — Она-то все видела, все знает.
— Видела. Знает, — подтвердил Хозяин. — Но рассказать не может. Он и ее заклятием угостил. Последние воспоминания в жизни — как он в подъезд своего дома вошел. Потом — все, пустота. Ничего не помнит. Ни тех, кто его сюда привез, ни как убивали. Ничего. Белый лист.
— Вот же! — скривил рот оперативник. — Опять пустышка.
— Попадись он мне, этот ведьмак! — процедил Хозяин. — Ох, он долго бы умирал. Я бы такое для него устроил, такое придумал! Хотя, ради правды, скажу так — это если бы он попал мне в руки ночью. За день не поручусь, тут спорный вопрос, кто кого. Силен, мерзавец. И ты, государев человек, это имей в виду. Один на один с ним не выходи, не осилить тебе его, хоть ты и заговоренный. Или стреляй сразу и первым, лучше всего в затылок, пока он не повернулся к тебе лицом. Так у тебя шансов больше будет. А труп потом мне сюда привези, не сочти за труд. За мной не пропадет, если что, я тебе добром отплачу, без обмана.
— Уговор, — быстро кивнул Нифонтов. — По рукам. Если что — труп ваш. Мне же мороки меньше с вопросами утилизации.
— Последнее слово не понял, — помотал головой Хозяин кладбища.
— Тело прятать не надо будет, — объяснил Нифонтов. — Вот только до этого момента еще дожить надо.
— Куда ты денешься — хохотнул Хозяин. — Я ж говорю — заговоренный ты. На семи травах, да на семи росах, да на семи закатах. Кто-то о тебе печется, приятель, и очень сильно. Такой заговор только по большой любви делают, потому что себя в нем не жалеют, и часть своей жизни в него вплетают.
— Не обо мне речь, — бросил на меня короткий взгляд Николай. — Что дальше делать, непонятно.
— Если тебе нужен мой совет, то вот он — идите-ка вы отсюда, да побыстрее, — произнес Костяной царь. — Вы мне всех подданных уже взбаламутили. Вернее — вот он.
Он вытянул руку, точнее, из-под черного балахона высунулся его палец. Длинный, без малейшего признака плоти и с желтым острым ногтем.
— А что не так? — я повертел головой и никого вокруг не увидел. — Вроде все тихо.
— Да что ты! — в голосе Хозяина сквозила неприкрытая ирония. Он вообще, похоже, был довольно веселой личностью. Ну с поправкой на место проживания, разумеется. — Это просто ты пока ничего не можешь увидеть, глаза у тебя еще человечьи. Смотри, что творится внизу.
Он махнул рукой, и я даже охнул, созерцая то, что творилось у подножия холмика, на котором мы были.
Нас окружали сине-бледные призраки. Их было невероятно много, они заняли все свободное место, которое было. Впрочем, и несвободное тоже, они стояли между деревьями, на могилах, на дорожках. Стояли, молчали и смотрели на меня. Они все были очень разные — мужчины и женщины, пожилые и совсем юные, одетые в деловые костюмы и камзолы, расшитые золотом, длинные платья и даже сарафаны. Разные — и вместе с тем одинаковые. Одинаково неживые.
— А чего им от меня нужно? — мой голос предательски дрогнул, потому как проняло меня капитально. Если бы вы увидели даже не эту толпу призраков, а хотя бы тот синеватый свет, который сейчас заливал все вокруг нас, то поняли бы меня и вряд ли стали осуждать.
— Ты конфекты в детстве любил? — спросил у меня Хозяин, дождался моего «да» и продолжил: — И я любил. Вот ты для них как конфекта для ребенка. Ты для них даже больше.
— Вопрос не в этом, — поморщился я. — Я так и не понял, что им от меня конкретно надо.
— Жалость, — ответил мне Костяной царь. — Сочувствие. Сострадание. Любое слово подходит. У тебя есть бесхозная сила, и ты умеешь их слышать. Этого достаточно для того, чтобы они решили, что ты можешь им помочь. Им нужно, чтобы ты отпустил их отсюда. Ты — это их возможность уйти навсегда. Так они думают.
«Да-а-а-а-а» — многоголосо прошептали сотни голосов у меня в голове. Они говорили очень тихо, но их было невероятно много, а потому в голове у меня словно бомба взорвалась, опалив мозг. Я взвизгнул от внезапной и нестерпимой боли, сжал уши руками и упал ничком на землю.