А. Смолин, ведьмак. Цикл
Шрифт:
— Я оценил юмор, — весело сказал Нифонтов. — Повелитель, вы же прекрасно осведомлены, что и канцелярии давно нет, и императора, и всего остального тоже. И я знаю, что вы это знаете. И то, что я просто так, без дела бы к вам не сунулся, вы тоже понимаете. Так, может, все же поговорим?
— Торопливые какие стали люди, — немного печально произнес Хозяин. — Ладно живые, с вами все понятно. Но и мертвые не лучше. Казалось бы — все, ты здесь, тот путь завершен, тело твое в земле, куда теперь спешить? Нет, даже здесь торопятся. Да мало того — почтения в них не стало, разумности. До
— Да ладно? — вырвалось у меня.
Я себе такого даже представить не мог, всем нутром ощущая мощь, исходящую от этого существа. Она была безгранична, как небо, и давила на меня словно та плита, на которой он сидел. Нет, это был не страх, скорее я себе сейчас казался муравьем, над которым нависла нога в ботинке и вот-вот на него наступит.
— То-то и оно, — я сразу же пожалел о том, что подал голос, поскольку капюшон повернулся в мою сторону и красные точки уставились на меня. — Одного тут недавно закопали в южной части. По-старому закопали, не сжигали, сейчас это редкость. Народу много было, гроб из красного дерева, венков ему навалили на могилу, стелу в тот же день поставили мраморную, все честь по чести. Ну, думаю, наверно, достойный человек был. Может, писатель или военачальник. Я люблю, когда у меня хоронят людей творческих или военных, с ними пообщаться интересно. Оказалось — нет, государев человек.
— Кто? — вырвалось у меня.
— Чиновник, — хмыкнул Нифонтов. — Ну, и что дальше?
— Как водится, в первую же ночь привели его ко мне, — продолжил Хозяин. — А он как начал возмущаться! И то не так, и это не эдак, и почему строем его со всеми ведут, а не отдельно, с соответствующим уважением. Возмущался, что он тут остался, что на небо не попал, хотя и должен, потому как храмы строил, потом пытался с кладбища уйти, думал, что получится. Еще стращал меня тем, что сейчас кому-то позвонит, и нам всем… Как же там? Мало не покажется. Мол, снесут мое царство с лица земли, по одному его движению пальца. Телефон требовал. Представляешь — у меня мертвый что-то требовал! У меня!
— То есть — не позвонил? — давя хохот, поторопил Хозяина Нифонтов.
— Почему не позвонил? Позвонил, — степенно ответил тот. — И сейчас звонит. Я ему колокольчик дал и могилу запечатал на пятьдесят лет. Ни туда, ни оттуда теперь. Пускай полежит, подумает о том, что там и здесь — это разные вещи. И даже если ты там смог убедить всех, что ты важный человек, то тут ты все равно то, чем являешься на самом деле. И если ты червь, то веди существование, которое тебе положено. То есть — лежи в гробу, разлагайся, звони в колокольчик.
— Жесть, — снова не удержался я от реплики. — Но справедливо.
— Я люблю справедливость, — красные глаза прожгли меня как рентген. — А ты, человек?
— Да, — подумав, ответил я. — Но только ее почти не бывает на свете.
— На вашем — нет, — согласился со мной Хозяин. — Вы, люди, всегда говорите то, что не думаете, и делаете то, что не хотите. А у меня тут все по справедливости. Что заслужил — то получил.
— Этого у вас, мертвых, не отнять, — признал Нифонтов. — Врать не надо, друг другу глотки за каждую мелочь рвать не надо. Нет желаний — нет и устремлений.
— Ну не совсем так, — поправил его Хозяин. — Желания есть, просто они другие, не такие как у вас. И меньше их. Но я о другом. Справедливость.
Он встал с могильной плиты, и я чуть не охнул. Просто до чего же он оказался высок, метра два с половиной, если не больше.
— Сегодня на моей земле убили человека, — голос Хозяина стал ощутимо больше, черный гранит на могиле вдруг замерцал синеватым светом. — Это сделал один из тех, кого вы, чиновники особой канцелярии, называете ведьмаками. Пролилась кровь. Живая кровь. И я не давал на это своего разрешения.
— По этому поводу вот что могу сказать… — перебил его Нифонтов, и глаза Хозяина нехорошо сверкнули, к красному цвету добавился багровый. Да и больше они стали.
— Я не закончил, — рыкнул повелитель мертвых и снова уставился на меня.
Мне было понятно, куда он гнет и, разумеется, это мне очень не нравилось. Слова Нифонтова я помнил, но все равно — страшновато.
— Продолжу, — Хозяин сделал шаг вперед и оказался совсем рядом со мной. — Кровь пролилась, мое право повелителя нарушено, и кто-то должен за это ответить. Ведьмачонок, ты не подскажешь мне, кто это будет? В тебе есть та же искра, как и в том, кто совершил преступление, я ее чую.
Черный капюшон навис над моим лицом, багровый свет глаз Хозяина кладбища слепил меня, да еще вдобавок я ощутил миазмы тления, забившие все остальные запахи.
В этот момент кто-то коснулся моего плеча, затылок обдал холод, и в уши словно шепнули:
— Он испытывает тебя.
— Не подсказывай, — взревел Хозяин, махнул рукой, и что-то, похожее на маленький шарик, сплетенный из молний, со свистом улетело в сторону деревьев, растущих между могилами. — Вот о том и речь. Все вы, ведьмаки, одно и то же. Так что будет справедливо…
— Стоп-стоп-стоп, — паззл сошелся, и я понял, что пришло время что-то сказать или даже сделать, потом может быть поздно. В конце концов — я не барашек, идущий на бойню, и быть им не собираюсь. — Мне все ясно. Но вот только о справедливости тут речь даже не идет. По-вашему выходит, что если один ведьмак убил, то другой должен за это ответить? Вы ведь к этому меня подводили?
— Нешто не так? — ехидно поинтересовался Хозяин.
— Не так, — ответил я. — Каждый должен отвечать лишь за себя, если только иное не закреплено документально. В смысле — солидарная ответственность не исключена, но только на основании соответствующего договора, которым тут и не пахнет.
— А? — капюшон Хозяина повернулся к Нифонтову, тот пожал плечами и развел руки в стороны, мол: «сам разбирайся, я не при делах».
— Продолжу, — я пощелкал пальцами, привлекая к себе внимание. — Но даже и не это главное. Штука в том, что я пока не ведьмак, и это, к слову, вам прекрасно известно. Так что даже имейся договор, по которому они друг за друга отвечают, я под его действие все равно не подпадаю. И еще…
— Все-все-все, — расхохотался Хозяин. — Я понял, не возьмешь тебя за рубль двадцать. Хотя… Тебе подсказали!