А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10
Шрифт:
П р о ф е с с о р. Писателишка вы задрипанный, трепло бездарное... Вам бы стены в сортирах расписывать, психолог доморощенный...
П и с а т е л ь. Вяло. Вя-ло! Не умеете. Не знаете вы, как это делается. А потом, психология — это не моя сфера. Мое дело — улавливать социальные тенденции повышенным чутьем художника. Вы, ученые, эти тенденции создаете. Не спорю. Но сами вы в них ничего не понимаете.
П р о ф е с с о р. Чего же это мы, например, не понимаем?
П и с а т е л ь. Главного не понимаете. Это раньше будущее было только повторением настоящего. Великие перемены маячили где-то за далекими
П р о ф е с с о р. Ну, хорошо. Я иду за нобелевкой. А вы зачем? Хотите подарить человечеству сокровища своего покупного вдохновенья?
П и с а т е л ь. Кашлял я на человечество. Во всем вашем человечестве меня интересует только один человек — вот этот. (Тычет себя в грудь пальцем.)А в этом человеке меня интересует только одно: стоит он чего-нибудь или он такое же дерьмо, как и все прочие.
П р о ф е с с о р. Ну и что будет, если узнаете вы, что дерьмо?
П и с а т е л ь. Знаете что, господин Эйнштейн? Занимайтесь своей наукой, занимайтесь своим человечеством. Но только человечеством минус я. И вообще я не желаю с вами спорить. В спорах рождается истина, будь она проклята. (Он поворачивается к Сталкеру.)Вот, кстати, шеф, вы ведь приводили сюда множество людей...
С т а л к е р. Не так их было много, как мне бы хотелось...
П и с а т е л ь. Ну, все равно, не в этом дело... Зачем они шли сюда? Чего они хотели?
С т а л к е р. Счастья...
П и с а т е л ь. Это-то понятно, за несчастьем никто не пойдет... Но конкретно, какого именно счастья?
С т а л к е р. Я не могу об этом говорить. По-моему, это было бы нехорошо, если бы я рассказывал о том, что я знаю... Это ведь не касается ни вас, ни меня... Да и знаю я очень мало. Люди не любят говорить о сокровенном...
П и с а т е л ь. Да, пожалуй, вы правы... Я глупость спросил. Но что же это получается? Значит, вы на своем веку повидали множество счастливых людей... Я вот, например, не видал за всю свою жизнь ни одного...
С т а л к е р. А я тоже. Они возвращаются с терраски, я веду их назад, и больше мы никогда не встречаемся... Ведь желания исполняются не мгновенно... Наверное, дни проходят, прежде чем каждый получит свое...
П и с а т е л ь. А сами вы... никогда?
С т а л к е р. А я и так счастлив. Больше мне ничего не надо.
Все молчат.
П и с а т е л ь. Нет, все это как-то непонятно. Есть во всем этом какое-то недоразумение... Желания, счастье... Ну, предположим, вступлю я на эту терраску и вернусь завтра на свою виллу самым гениальным писателем нашего времени. Я же знаю, чем это кончится. Все, что я с этого момента напишу, будет казаться мне особенно скверным и ни к черту не годным. Критики примутся рвать меня в клочки, как это они всегда делали со всеми гениями. А то, что я гений, выяснится лет через сто. Ничего себе счастье! Значит, нельзя желать гениальности? А ради чего еще идти на терраску? Как вы считаете, Профессор?
Никто ему не отвечает.
Сталкер открывает глаза. Некоторое время лежит, прислушиваясь. Тумана как не бывало. Сталкер бесшумно поднимается, мягко ступая, подходит к спящим спутникам и останавливается над ними. Какое-то время он внимательно разглядывает их по очереди. Лицо у него сосредоточенное, взгляд оценивающий.
Он явно выбирает одного из двоих и явно не знает, на ком остановить выбор. На лице его появляется выражение растерянности. И тогда он начинает молиться, как давеча в ванной. Губы его шевелятся, но слов почти не слышно. Можно расслышать только: «...Сумею быть жестоким с добрыми... пусть я не ошибусь, пусть я выберу правильно...*
Затем он проводит по лицу ладонью и, наклонившись над спящими, говорит негромко: «Вставайте, пора*...
Профессор, за ним Писатель и Сталкер выбираются, изогнувшись, из трубы и останавливаются у края узкого прямого рва, выложенного бетоном. Перед ними обширный мрачный зал — бетонные плиты пола, бетонные стены, обшарпанные бетонные колонны.
С т а л к е р. Дальше нам предстоит пройти через этот зал. Но здесь я не могу приказывать. Первым должен пойти доброволец. Поэтому, пожалуйста, решите сами, кто из вас пойдет.
П и с а т е л ь (раздраженно).Что это за военные игры? Вот вы сами и идите. В конце концов, вам за это деньги платят...
П р о ф е с с о р. Перестаньте!
П и с а т е л ь. Почему — перестаньте? Плевать я хотел на эти психологические этюды! Почему это мы с вами должны определять смертника? Сам я идти не хочу, но и вас посылать не намерен!
П р о ф е с с о р. Да перестаньте вы. Я пойду.
П и с а т е л ь. Нет, вы не пойдете! Я не нуждаюсь в благотворительности! Пусть он идет!
С т а л к е р. Я не могу идти. Это бессмысленно. И бесполезно.
П и с а т е л ь. Ах, бесполезно? Откуда вы знаете? Черт бы побрал ваше надутое смиренное всезнание! (Профессору.) Вы посмотрите на него! Ему же удовольствие доставляет — ставить нас в идиотское положение!
С т а л к е р (терпеливо).Поймите: если со мной что-нибудь случится, то вы здесь погибнете оба. Поэтому мне идти бесполезно.
П р о ф е с с о р. Да давайте я пойду, что вы все спорите?
П и с а т е л ь. А вы перестаньте строить из себя героя! Он, видите ли, пойдет, а мне всю жизнь сидеть в дерьме от срама... Тогда извольте жребий! Пусть жребий решит!
П р о ф е с с о р. Да не надо никакого жребия. Со мной ничего не случится, я уверен...
П и с а т е л ь. В чем вы уверены?
П р о ф е с с о р. Я уверен, что я пройду через этот зал и со мной ничего не случится. Все дело вот в этом моем горбу... (Он хлопает ладонью по рюкзаку.)Зона совершенно явно хочет, чтобы я донес его до самой терраски. А значит — со мной ничего не случится.