А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.2
Шрифт:
Горбовский продолжал стоять.
— С «Таймыром»? Вряд ли... Впрочем, не знаю,— сказал он.— Но ведь «Таймыр» в Музее Космогации. Что с ним еще может случиться?
— Да уж,— сказал Кондратьев, улыбнувшись.— Дальше, пожалуй, некуда.
— Некуда,— согласился Горбовский и тоже улыбнулся. Улыбка у него, как и у многих некрасивых людей, была милая и какая-то детская.
— Так чего же мы стоим?! — бодро вскричал Кондратьев.— Давайте сядем!
— Вы... вот что, Сергей Иванович,— сказал вдруг Горбовский.— Можно, я лягу?
Кондратьев поперхнулся.
— П...пожалуйста,— пробормотал он.— Вам нехорошо?
Горбовский уже лежал на кушетке.
— Ах, Сергей Иванович! — сказал он.— И вы такой же, как все. Ну почему же обязательно нехорошо, если человеку просто хочется полежать? В античные времена почти все лежали... Даже за едой.
Кондратьев, не оборачиваясь, нащупал за спиной кресло и сел.
— Уже в те времена,— продолжал Горбовский,— имела хождение многоэтажная пословица, существенной частью которой было «лучше лежать, чем сидеть». А я только что из рейса. Вы сами знаете, Сергей Иванович,— ну что такое диваны на кораблях? Отвратительные жесткие устройства. Да разве только на кораблях? Эти невообразимые скамейки на стадионах и в парках! Складные самопадающие стулья в кафе! А ужасные камни на морских купаниях? Нет, Сергей Иванович, воля ваша, искусство создания по-настоящему комфортабельных лежбищ безвозвратно утрачено в нашу суровую эпоху эмбриомеханики и Д-принципа.
«Однако!» — подумал Кондратьев. Проблема «лежбищ» встала перед ним в совершенно новом свете.
— Вы знаете,— сказал он,— я застал еще то время, когда в Северной Америке подвизались так называемые фирмы и монополии. И дольше всех продержалась небольшая фирма, которая сколотила себе баснословный капитал на матрасах. Она выпускала какие-то особенные шелковые матрасы — немного, но страшно дорого. Говорят, миллиардеры дрались из-за этих матрасов. Замечательные были матрасы. На них ничего нельзя было отлежать.
— И секрет их погиб вместе с империализмом? — сказал Горбовский.
— Вероятно,— ответил Кондратьев.— Я ушел в рейс на «Таймыре» и больше ничего о них не слыхал.
Они помолчали. Кондратьев наслаждался. Давно уже ему не приходилось вести такие легкие и приятные светские разговоры! Протос и Женя тоже были отличными собеседниками, но Протос очень любил рассказывать про операции на печени, а Женя большей частью учил Кондратьева водить птерокар и ругал его за социальную инертность.
— Нет, почему же? — сказал Горбовский,— У нас тоже есть отличные лежбища. Но ими у нас никто не интересуется. Кроме меня.
Он повернулся на бок, подпер щеку кулаком и вдруг сказал:
— Ах, Сергей Иванович, дорогой. И зачем это вы высадились на Планете Синих Песков?
Штурман опять поперхнулся. Планета Синих Песков с ужасающей отчетливостью встала перед его глазами. Детище чужого солнца. Совсем чужая. Она была покрыта океанами тончайшей голубой пыли, и в этих океанах были приливы и отливы, многобалльные штормы и тайфуны и даже, кажется, какая-то жизнь. Вокруг засыпанного «Таймыра» крутились хороводы зеленых огней, голубые дюны кричали и вопили на разные голоса, пылевые тучи гигантскими амебами проползали по белесому небу. И ни одной тайны не открыла людям Планета Синих Песков. Штурман при первой же вылазке сломал ногу, киберразведчики потерялись все до единого, а затем при полном безветрии налетела настоящая буря, и славного доброго Кёнига, не успевшего подняться на корабль, швырнуло вместе с подъемником о реакторное кольцо, раздавило, расплющило и унесло за сотни километров в пустыню, где среди голубых волн гигантские провалы засасывали миллиарды тонн пыли в непостижимые недра планеты...
— А вы бы не высадились? — хрипло сказал Кондратьев. (Горбовский молчал.) — Вы хороши сейчас на ваших Д-звездолетах... Сегодня одно солнце, завтра — другое, а послезавтра — третье... А для меня... а для нас это было первое чужое солнце, первая чужая планета, понимаете? Мы чудом попали туда... Я не мог не высадиться, потому что иначе... Зачем же тогда все?
Кондратьев остановился. «Нервы,— подумал он.— Надо спокойнее. Все это прошло».
Горбовский задумчиво сказал:
— После вас на Планете Синих Песков первым высадился, наверное, я. Я пошел на десантном боте и взял ее с полюса. Ах, Сергей Иванович, как это было нелегко! Полмесяца я ходил вокруг да около. Двенадцать зондирующих поисков! А сколько автоматов мы там загубили! Классическая бешеная атмосфера, Сергей Иванович. А вы ведь бросились в нее с экватора. Без разведки. Да еще на старой, дряхлой «черепахе». Да.
Горбовский закинул руки за голову и уставился в потолок. Кондратьев никак не мог понять, одобряют его или осуждают.
— Я не мог иначе, Леонид Андреевич,— сказал он.— Повторяю: это было первое чужое солнце. Попытайтесь меня понять. Мне трудно придумать понятную вам аналогию.
— Да,— сказал Горбовский.— Наверное. Все равно это было очень дерзко.
И опять Кондратьев не понял, одобряют его или осуждают. Горбовский оглушительно чихнул и быстро сел, спустив с кушетки ноги.
— Извините,— сказал он и снова чихнул.— Я опять простудился. Проваляешься ночь на бережку, и сразу насморк.
— На каком бережку? — спросил штурман.
— Ну как же, Сергей Иванович? Лужайка, травка, приятно так рыбка плещется в заводи...— Горбовский опять чихнул.— Извините... И луна на воде — «дорожка к счастью», знаете?
— «Дорожка к счастью» хороша на море,— сказал Кондратьев мечтательно.
— Ну не скажите. Я сам из Торжка, речушка у нас там маленькая, но очень чистая. А в заводях — кувшинки. Ах как отлично!
— Понимаю,— сказал Кондратьев, улыбаясь,— в мое время это называлось «тоска по голубому небу».
— Это и сейчас так называется. А на море... Я вот вчера сидел на море ночью, луна изумительная, где-то девушки поют, и вдруг из воды как полезли, полезли какие-то... в рогатых костюмах...
— Кто?!
— Эти, спортсмены...— Горбовский махнул рукой и лег опять.— Я ведь сейчас часто возвращаюсь. Брожу к Венере и обратно, вожу добровольцев. Славные ребята — добровольцы. Только очень шумные, едят ужасно много и все, знаете, рвутся на смертоубийственные подвиги.
Кондратьев с интересом спросил:
— А как вы смотрите на проект, Леонид Андреевич?
— Очень правильный проект,— сказал Горбовский.— Я его составлял. Не я один, конечно, но я тоже участвовал. В молодости мне много приходилось иметь дела с Венерой. Злая планета. Да вы, наверное, сами знаете...
— По-моему, очень скучно возить добровольцев на Д-космолете,— сказал Кондратьев.
— Да, конечно, задачи у Д-космолетов несколько иные. Вот я, например, на своем «Тариэле», когда все это закончится, пойду к ЕН 17 — это на пределе, двенадцать парсеков. Там есть планета Владислава, и у нее два чужих искусственных спутника. Мы будем искать там Город. Это очень интересно — искать чужие города, Сергей Иванович!