Аальхарнская трилогия. Трилогия
Шрифт:
Шани снилось, что он едет на костлявой лошади по заснеженному полю. Торчащие из-под снега стебли засохших растений тоскливо поскрипывали, ветер волок по насту белую крошку, и небо висело так низко, словно собиралось царапнуть Шани по макушке разлохмаченными темными тучами. Было очень холодно; Шани осмотрел себя и обнаружил, что почему-то одет в темно-зеленый камзол старшего офицера внутренних войск. На боку красовалась дыра, и камзол там был черным от крови. Но сам он не был ранен и не знал, с кого и почему снял эту одежду.
Ему было страшно, как никогда
В конце поля Шани ждали, но вот кто это был, шеф-инквизитору разглядеть не удалось — на глаза наползла багрово-черная пелена.
— Jo no qiero morir, — прошептал он по-испански и погрузился во тьму.
Шани проснулся от собственного крика и сел в кровати. Он не сразу понял, что Дина рядом и обнимает его за плечи — реальность казалась ненастоящей, неправильной, какой-то двумерной, словно он все еще был в своем сне, на тощей лошади посреди белого поля, и в самом конце, возле серой кромки леса, кто-то стоял и смотрел на него…. Потом к Шани пришло осознание того, что он сидит, уткнувшись лицом в плечо Дины, в рассыпавшиеся рыжие волосы — Шани поежился и отстранился.
Глаза девушки влажно блестели в темноте. Ночь все скрыла, и Дина больше не была рыжей. Шани вдруг явственно ощутил укол в виске — как будто его легко и быстро ткнули тонкой, но очень острой иглой.
— Ты так закричал, — прошептала Дина. — Я подумала, что ты умираешь…. И ты говорил на незнакомом языке…
— Неважно, — сказал Шани. — Все это не важно…
И, протянув руку, он коснулся ее волос.
…- Отвернись, пожалуйста, — очень серьезно попросила Дина и выскользнула из-под одеяла.
За окном начало сереть дождливое осеннее утро. Где-то далеко, в Мельничной слободе будочники били по своим чугунным доскам, будя благочестивых хлебников. Во дворце просыпались первые слуги, а ночная охрана принималась собирать в мешочки игральные кости, готовясь сдавать очередную смену.
— Отчего же мне не посмотреть на мою даму? — поинтересовался Шани. После вчерашнего коктейля из вина и фумта он все еще чувствовал слабость, но не собирался оставаться в положении лежачего больного и планировал прямо с утра отправляться в инквизицию — следовало быть в гуще событий, на собственном примере показывая преданность монарху и верность делу Заступника.
— Не надо, — сказала Дина, собирая волосы в прическу. По контрасту с огненными прядями, лежащими на плечах, ее кожа казалась молочно-белой. Скоро дневной свет окончательно вернет ее волосам рыжий цвет, и Шани снова почувствует знакомое отвращение — в этот раз, наверно, к себе в первую очередь. Конечно, отвращение будет напрасным, ведь сделанного не воротишь, но тем не менее.
— Думаю, я должен извиниться, — сказал Шани. — Ты не шлюха.
Дина обернулась и пристально посмотрела на него.
— Конечно, нет, — устало ответила она. — Надеюсь, ты в этом убедился, — натянув платье, вчерашнее бальное, но уже
Казалось, она вот-вот расплачется. Парик скрыл заколотые рыжие волосы, и Шани вздохнул с облегчением.
— Не надо так открыто мной брезговать, — посоветовал Шани. — Я тебе еще пригожусь.
Дина одарила его еще одним выразительным взглядом, но промолчала.
— И не строй из себя оскорбленную добродетель, не к лицу тебе это.
По поводу этой реплики Дина тоже предпочла не высказываться. Завязав все шнурки на платье, она заняла кресло, в котором вчера сидел государь и погрузилась в молчание. Шани подумал, допил оставленный Олеком напиток и решил, что пора и ему поблагодарить дворец за стол и квартиру и отправляться по своим делам.
Он едва успел надеть рубашку, как дверь распахнулась, явно от хорошего пинка, и в Красную спальню ввалился лично Шух с небольшим охранным отрядом в десять человек. Дворцовые охранцы, все как один, были вооружены и явно готовились применить оружие по назначению, грозно тыча им в воздух. Эх, вы, горе-вояки, усмехнулся Шани, вас самих охранять надо.
— Что случилось, господа? — холодно осведомился он, застегивая пуговицы, хотя ему и так все было понятно: государеву фаворитку пришли арестовывать за попытку отравления шеф-инквизитора.
Шух важно выпятил грудь.
— Ваша бдительность, доброе утро! Я и подчиненные мне люди пришли арестовать девицу Дигну Сур по подозрению в государственной измене и покушении на убийство.
Дина даже не вскрикнула, просто сползла с кресла и прижалась к стене. Шани покосился в ее сторону: широко распахнутые глазищи на пол-лица, дрожащие губы — ей бы действительно на картину. Он подхватил с полу штаны и сказал:
— Шух, выведите ваших людей. И позвольте мне для начала портки надеть. А там поговорим.
Шух махнул рукой, и охранцы вывалились в коридор и даже закрыли за собой дверь. На Дину Шани старался не смотреть, а ее натурально трясло от ужаса. Видимо, она уже успела представить в красках то, что с ней сделают в пыточных. Шух важно поглядел по сторонам и осторожно присел на табурет.
— Какие у вас доказательства виновности девицы Сур? — хмуро спросил Шани, натягивая черную инквизиторскую шутру — одеяние, чем-то напоминавшее свободный широкий свитер. Кольцо на палец, серебряный Круг Заступника на цепи — на шею: все, экипировка закончена, неприятный тип в наличии.
— Пятый кравчий, подавший вам отравленное вино, после допроса с пристрастием дал признательные показания, — сказал Шух. — По его словам, девица Сур встречалась с ним вчера ночью и передала ему яд для вашего отравления. Попутно он произнес множество еретических речей и хулу на государя, так что я принял решение переправить подлеца в ваше ведомство.
— Это правильно, — одобрил Шани, — но участие девицы Сур в заговоре, многоуважаемый Шух, это клевета.
Дина встрепенулась, а Шух непонимающе забормотал: