Абандон
Шрифт:
На улицах Якутска машина с московскими номерами привлекала внимание. Поэтому разъезжать по городу мы не стали, а сразу направились в гостиницу, где на закрытой парковке можно было укрыться от назойливых любопытных взглядов.
Мы взяли три номера — Лиса и Лёва решили жить вместе, а мы с Соней не нашли причины отказать себе в комфорте. Девушка на ресепшн, услышав наши пожелания, глянула на меня неодобрительно. Должно быть, решила, что мы поругались в дороге. Я подмигнул ей в ответ. Она тут же опустила взгляд и покраснела.
После нескольких
Мне это показалось странным, ну да ладно. Их дело. Может, и правда им стоит прийти в себя после всего того, что случилось.
Удивительное дело — но я, похоже, начинал привыкать к разным неприятностям. После того, как на нас напали там, под Пермью, я приходил в себя неделю. И лишь находка золотого сердца на Урале помогла окончательно справиться с потрясением. Наше похищение у могилы под Рязанью я пережил куда легче. Наверно, если крупные неприятности случаются достаточно часто — в какой-то момент они становятся обыденностью. Хорошо это или плохо? Скорее, хорошо. Кажется, это и есть адаптация. К тому же я нутром чуял, что наши приключения этим летом далеко не закончены.
— Какой странный город, — заметила Лиса, когда мы отошли от гостиницы на пару кварталов.
Я огляделся. Вроде город как город. Ухоженный, чистый. К тому же погода была отличная: тепло и солнце. С трудом верилось, что большую часть года тут царят трескучие морозы.
— Почему? — спросил я, — вроде город как город.
— Гляди сколько тут труб! Вижу, народ тут не любит запариваться с подземными коммуникациями.
На мой взгляд то, что коммуникации тут шли вдоль домов и тротуаров не слишком бросалось в глаза. Так часто делают и в других городах "на материке" — но Соня была права, тут это, скорее, являлось правилом, чем исключением.
— Он словно кишками наружу! — продолжала Соня.
— Да ну тебя. Ну и сравнение, — ответил я, — и вообще — тут же вечная мерзлота. Попробуй-ка покопай землю…
— О, гляди, ресторан! — Соня указала пальцем на вывеску над заведением на противоположной стороне улицы. Там на вычурной вывеске в псевдояпонском стиле с неизменным красным солнцем было написано "Китагава".
— Хочешь суши?
— С ума сойти как хочу! — ответила Соня, — пошли скорее!
Заведение оказалось вполне приличным и через пару часов мы вышли, сытые и довольные. Солнце клонилось к горизонту, заливая улицы золотом. Появилось много гуляющего народа.
Я хотел пройтись по городу, в сторону реки. Хотелось посмотреть старые деревянные дома, представить, как могли тут жить люди в эпоху, когда не было самолётов и даже автомобилей.
— Арти, — Соня вдруг взяла меня за руку, — пошли в гостиницу.
— Почему? — удивился я, — в чём дело? Заметила чего?
— Нет, — напарница помотала головой, — просто на душе как-то… мерзко. У меня предчувствие странное.
Когда у медведя странное предчувствие — в это лучше верить. Я давно усвоил эту простую истину. Вдруг кто-то, несмотря на табличку "не беспокоить" вошёл в номер и обнаружил Басю? Я сверился с навигатором, выбирая кратчайший путь, мы развернулись и направились в гостиницу.
Мы могли бы успеть. Наверное. Если бы шли чуть быстрее.
А, может, и нет. Не исключено, что шансов не было с самого начала, и Лиса начала бы действовать раньше, как только услышала бы наши шаги в коридоре.
Хлопок мы услышали, как только открылись двери лифта. Я ещё подумал, что какая-то техническая неисправность. Например, тросс лопнул. Поэтому я схватил Соню и одним прыжком выпрыгнул из кабины.
Напарница же словно не заметила моей бестактности. Она направилась, ускоряя шаг, к номеру Лисы и Лёвы.
— Ты чего? — спросил я.
Вместо ответа Соня перешла на бег.
Дверь номера была открыта. Странное обыкновение — не запираться изнутри в гостинице. Мало ли кто может перепутать номер?.. Такая мысль успела мелькнуть в моей голове.
А потом я увидел то, что было в номере.
На большой двуспальной кровати лицом вниз лежала Лиса. Вместо затылка у неё было кровавое месиво, и большое пятно крови растекалось на белой простыне.
Руки Лисы лежали вдоль тела возле правой — пистолет; в левой зажата та самая чёрная книга — сердце кладбища.
Рядом с кроватью стоял Лёва. Бледный, как сама смерть, зрачки расширены. Похоже, он в ступоре.
Соня тихонько заскулила и упала на колени.
Через меня будто ток пропустили. Руки и ноги загудели и стали ватными. Я пытался что-то сказать, но мысли разбегались в стороны, как осколки разбитого бокала.
Потом Лёва закатил глаза и начала падать — плашмя на пол.
В последний момент мне удалось преодолеть собственный ступор и подхватить наводчика.
Он был слишком тяжёлым, чтобы удержать его, поэтому мы рухнули вместе. Я едва смог выбраться из-под него. Лёва почти не дышал, его кожа была холодной. Я пощупал пульс на его руке. Безуспешно. Тогда я приложился ухом к его груди. Сердце едва билось, и как-то неровно, урывками.
— В общей сумке аптечка! — я обратился к Соне, которая сидела рядом со мной на коленях, отрешённо глядя за моими манипуляциями, — тащи сюда, быстро!
К моему удивлению, она согласно кивнула, и через мгновение выбежала из номера.
Я поднялся. Взял подушку с чистой стороны кровати и положил Лёве под голову. Потом достал из шкафа одеяло, и как следует укутал его.
Вскоре вернулась Соня. Я заметил, что она старалась не глядеть в сторону кровати, где лежала Лиса, но в целом держалась хорошо.