Аббат Фрикко
Шрифт:
У вчерашней развилки Фрикко увидел Гюнтера, Бешту и Карла. Они были растерзаны. Все трое. Висельника нигде не было. Тяжко вздохнув, аббат слез с осла, и принялся выстругивать осиновые колья.
Солнце уже скользнуло за лес, а работы аббату предстояло много...
Глава 2
– Как можно жрать все подряд?
– возмутился аббат Фрикко и потянул поводья. Чуть серебристая
– Брал бы пример хоть с Мими, - пробурчал аббат, - всякую ерунду не жрет, мордой не крутит, знай, идет себе спокойно, не то, что некоторые.
Обидный выпад аббата Пумпер стойко проигнорировал, впрочем, Мими тоже не обратила никакого внимания, глядя куда-то вдаль перед собой.
– Ну, что за жизнь такая, - продолжил сокрушаться аббат, - едешь, едешь всю дорогу, вроде, как и не сам, а поговорить всё равно не с кем.
Как обычно ответа не было, зато теперь ехать стало значительно легче: непроходимые дубовые леса давно закончились, и дорога стремительно запетляла меж неубранных полей. Рожь стояла тяжелая, налитая, того и гляди начнет сыпаться. Гороховые листья пожухли, скукожились, тугие стручки время от времени с треском плевались желтоватыми горошинами. Медово пахло разнотравьем. Вокруг наперебой щелкали, свистели, трещали, попискивали и заливались ранние пташки. Фрикко совершенно не обращал внимания на всё это благолепие - он был занят тем, что свирепо чесался: от дорожной пыли и въевшейся грязи бедное аббатское тело отчаянно зудело, прюнелевая ряса заскорузла от бесчисленных пятен крови и безжалостно тёрла кожу, уставшие мышцы ныли, а сегодняшняя ночевка под открытым небом еще добавила волдырей от комариных укусов. Невыносимо хотелось вымыться и пива, однако до ближайшего поселения было неблизко. Стараясь не думать о грустном, Фрикко прокашлялся и раздраженно запел о весёлой молочнице Бетси. Песенка была смешной, но у аббата выходило столь траурно, что даже Мими осуждающе зашипела, и оттого Фрикко пришлось запеть громче. На том месте, где разудалая Бетси шутит с солдатом, аббат взял особо высокую ноту, и тут над переспелыми колосьями ржи высунулась лохматая голова:
– Чего орешь?
– на аббата недовольно уставились глазки-буравчики.
– Ты меня разбудил.
– А?
– от неожиданности аббат дернул поводья, Пумпер остановился столь резко, что Фрикко чуть не скувыркнулся наземь, чудом удержавшись в седле.
– Ты спать мне мешаешь, - раздраженно нахмурил кустистые брови незнакомец и люто зевнул во всю огромную пасть.
– Так утро давно уже, - наконец, пришел в себя аббат, - и никто тебе не виноват, что спишь так допоздна.
– Человек, ты находишься в моих владениях и не боишься злить меня?
– рассердился тот.
– И почему это я должен тебя бояться?
– хмыкнул аббат и начал расстегивать ворот рясы.
– То, что ты местная нечисть, это я уже понял, но силу святого креста еще ни один умрун преодолеть не смог.
Аббат вытащил большой крест на цепочке и насмешливо помахал им перед собой: лучи восходящего солнца тускло блеснули на медной поверхности.
– А это мы еще посмотрим, - взвизгнула косматая нечисть и шустро исчезла средь ржаного поля, словно ее и не было там никогда.
– Во делаааа.., - покачал головой Фрикко и дернул поводья осла, направляя его на дорогу. Пумпер нехотя оторвался от основательно уже обглоданного куста смородины и понуро побрел по дороге.
Солнце постепенно поднималось, нагревая воздух все больше и больше. Аббат
– Уфф, припекает что-то, - пожаловался утомленный Фрикко Пумперу, утирая нечистым платком мокрый лоб.
– Нужно искать, где холодок, а там уж и пообедаем, и отдохнем малость...
Пумпер согласно фыркнул, хлестнув хвостом по потным бокам - отгоняя жигалок. От усталости он уже не пытался украдкой подщипнуть сочной травки по обочине. Даже изжелта-медовогубые соцветия льнянок, сплошь облепленные жужжащими шмелями и мелким гнусом, не привлекали Пумпера. Аббат тоже ехал молча, все больше и больше хмурясь. Его карие глаза внимательно шарили по дороге и окрестным полям в надежде на какое-нибудь деревце. Или хотя бы куст. Лишь бы давал тень.
Тем временем полуденный воздух так раскалился, что даже полевые птицы смолкли, разомлев от жары. Венчики колокольчиков свернулись и поникли. Горько запахло полынью. Пумпер еле перебирал копытами, а аббат лишь сжимал иссохшие губы. Сильно хотелось пить. Голова кружилась до темноты в глазах. В ушах застучало.
Вдруг взгляд Фрикко наткнулся на давешний, объеденный Пумпером смородиновый куст, который должен был остаться далеко уже позади.
Аббат выругался.
Выходило, что полдня они с Пумпером ходят по кругу. И виновата в этом полевая нечисть.
– Что будем делать?
– спросил Фрикко Пумпера, но тот лишь понуро опустил морду. Его бока тяжко ходили туда-сюда. Жигалки беспрепятственно ползали по влажной горячей шерсти - сил отмахиваться хвостом больше не было.
Аббат решительно соскочил с осла:
– Эй, умрун!
– крикнул он и для верности швырнул в заросли ржи увесистый ком земли.
– Выходи!
Ответа не последовало, но колосья шевельнулись, и аббат достал из дорожной сумки огниво:
– Ну, ладно, дело твое, - громко сказал он, не глядя на поле.
– Не хочешь по-хорошему, сожгу к чертям все твои поля, терять мне всё равно нечего!
С этими словами Фрикко вырвал пучок спелых колосьев и чиркнул огнивом: язычки пламени принялись весело лизать сухую солому. Держа пылающий ржаной факел высоко над головой, аббат крикнул:
– Последний раз говорю - выходи, нечисть, или я бросаю!
Над колосьями показалась давнишняя нечисть:
– Не смей!
– взвизгнул косматый умрун.
– Уморю!
– Ха!
– хмыкнул аббат, - перед тем, как ты меня уморишь, я спалю всю твою рожь к чертовой матери! И где ты жить будешь? Не думаю, что другие умруны пустят тебя на свои поля.
Выпад попал в цель и косматый задумался:
– Потуши, - уже более покладистым тоном сказал он.
– Потушу, - согласился аббат, - если ты мне пообещаешь не водить больше по кругу.
– Но ты же меня разбудил!
– обиженно прошепелявила нечисть, подпрыгивая, - я же должен был тебя наказать.
– Разбудил, - кивнул аббат, - а теперь еще и сожгу это поле.
И видя, что умрун мнется, резко добавил:
– Отпускай скорее или я бросаю!
– Хорошо, хорошо, - поспешно залопотал лохматый, - туши!
– Поклянись!
– не сдавался аббат.
Пришлось умруну поклясться.
Аббат мигом затушил солому, сел на Пумпера и тронул поводья. Появившаяся словно ниоткуда Мими равнодушно пристроилась рядом. И тут умрун подал голос вновь:
– Человек, так ты с Ищущей ходишь вместе?
– Что?
– не понял аббат.
– Это ты о Мими, что ли?
Лохматый пискнул что-то неразборчивое.
– Малышка путешествует со мной, - пожал плечами аббат.
– Помоги мне, человек, - вкрадчиво прошепелявил умрун.
– Беда у меня.