Абхазские рассказы
Шрифт:
Хакуц обернулся к ней и посмотрел тяжелым взглядом:
— Бедность не всегда в прорехах встречается, бывает и в богатом уборе. Ее не сразу различишь, но если ты все-таки зрячий — увидишь, а увидев, что толку закрывать глаза и прятать голову? Да и какой зрячий захочет ослепить себя?
— О чем ты? — спросила Гушка испуганно.
Она всегда пугалась, когда Хакуц начинал говорить запутанно, неясно, правда, многое она умела угадывать и по намекам, но теперь ничего не понимала. О какой это бедности он толковал? И какое это могло иметь отношение к Нодару, щедрому, не знавшему нужды, Нодару? И тут ее осенило: должно быть, и сам Хакуц знает
— Если вышла у детей размолвка, так прикрикнул бы на дочь, постарался бы уладить все миром, чем попусту языком молоть! сказала она и, завидев Заиру, которая шла с миской, полной багровых помидоров, поспешила на кухню.
Перебранка с мужем, а главное его неопределенные слова успокоили Гушку. Решила, что поссорились дети из-за пустяка, так помирятся, а что дочь сильно переживает, так понятно: любит, потому и переживает... Не думала тогда Гушка, что Заира разом вырвет как неокрепшее деревцо свое счастье и бросит его сохнуть... Думала, обойдется... Не обошлось. И ведь не знает до сих пор Гушка, какая пропасть пролегла меж дочерью и зятем. Не знает даже как людям объяснить, что произошло... стыд один. Разве кто-нибудь поверит, если скажешь, что Заира взяла на руки ребенка и молча ушла из дома, где всего вдоволь, где никто грубого слова ей не сказал, а наоборот все одаривали ее, сколько одних колец ей подарили. Ушла, а причины, хоть плачь, никакой нет. Как объяснишь такое людям? До сих пор Гушка не может поверить, что все кончилось... А Хакуц сказал: «Не могла же она всю жизнь спать, выросла и проснулась». Пойми теперь из этого что-нибудь! Болит у Гушки по Нодару сердце — лучшего родственника она самым близким людям не пожелала бы — и знает она, что есть тут вина Хакуца. Если бы он не поддержал тогда дочь, возможно, сложилось бы все иначе. Ведь не стала же Заира перечить отцу, когда он сказал, что надо будет оставить дома Марда, пока Заира закончит учебу. Как вначале она упрямилась, мол, уеду непременно с Мардом, перебьемся.
Гушка втолковывала ей, что не следует мыкаться с ребенкам в чужих краях, будто в отцовском доме ему места не нашлось.
Объясняла ей, что стыдно будет людям в глаза смотреть, если отпустит дочь с малым ребенком одну.
«Что подумают люди!» — в который раз говорила Заире Гушка. — Решат ведь, что поленилась за единственным внуком смотреть. Хочешь, чтобы меня бессердечной посчитали?» И все попусту. Дочь стояла на своем. Хакуц же сказал одно, мол, невправе Заира брать сейчас с собой Марда, она едет учиться трудному ремеслу и чтобы был толк, надо отдать этому делу все силы. Ничего ведь такого не сказал, а Заира подчинилась, не захотела против отца пойти... Если бы с Нодаром отец повел себя умнее... Нет, не забудет этого ему Гушка, не забудет...
— Оставили калитку открытой, поросята весь двор изрыли! О чем только думаешь!
— Да не о чем, мама, о чем мне думать?!
— Не знаю о чем, но перед соседями стыдно за твой вид...
Подумают еще, ополоумела вдали от дома. И что прячешься? Человек в гости пришел, могла бы и внимание уделить.
Заира промолчала.
— Где сорванец? Накорми его, видишь, мне некогда.
Заира согласно кивнула и прошла к выходу.
— Мард! — позвала с порога. — Где ты, Мард?!
Он не отозвался!
Она сбежала к роднику. Чайник стоял на тропинке, сына не было.
— Мард! — закричала она во весь голос и поежилась, будто от ее крика отступила изнуряющая жара, оставив
— Нельзя так! — зло сказала она себе. — Пора уже привыкнуть. Не впервые ведь он убегает. Вот и в прошлый раз чуть не надорвалась, выкликая его имя, а он сидел неподалеку, в лесочке, что сразу за лугом начинается, и кромсал острым дедовским ножом какой-то чурбанчик. Сколько раз говорила ему Заира: «Не смей с ножом уходить!» А ему бы только улучить минуту и ищи ветра в поле. Главное, разрешает же ему Заира мастерить дома сколько угодно, лишь бы на глазах был. А он дома даже палочки не обстругал.
Отыскала его Заира, а Мард и головы не поднял, пока она не подошла вплотную и не сказала мягко, не давая волю гневу:
— Раз тебя кличут, надо отозваться! Он выскочил с места, вытаращил на нее глаза и неожиданно улыбнулся, растворив всю ее обиду в этой дружеской улыбке.
— Так ты, пожалуйста, для другого раза запомни, зовут подай голос! — сказала она весело и даже заговорщицки подмигнула.
— Я не слышал, — он посмотрел на нее не таким сумрачным, как обычно взглядом, наверно, чувствовал вину.
— Не слышал, что зову?
— Не...
— Ну и врун же ты, Мард!
Он тотчас сердито сдвинул брови и отчеканил:
— Мужчины никогда не врут!
Она собралась было улыбнуться его забавной торжественности.
Но Мард быстро обошел ее и кинулся бежать к дому.
— Осторожнее, споткнешься! — закричала Заира и зажмурилась. Ведь нож в руках — острый нож, долго ли упасть и напороться на него?! — Осторожнее! — Когда она открыла глаза, Мард был уже далеко: входил во двор. Она смотрела, как он тщательно закрывает за собой калитку, вплотную к ней подвигает доску, полощенную у ворот, чтобы поросята не пролазили, и неожиданно поверила, что он действительно не слышал ее. Вечером она попыталась сказать Марду об этом.
— Зайчик, ты меня не слышал из-за ветра, он дул мне в лицо и унес голос в другую сторону.
В ответ сын фыркнул и побежал к деду, который за домом рубил дрова. А Гушка сказала Заире:
— Что ты ему сказки рассказываешь? Он этого не любит.
Должно быть и сейчас Мард затаился где-нибудь в укромном месте и не отзывается. Назло не отзывается... Почему только Заира поверила тогда, что он ее не слышал? Нарочно не отзывается, паршивый мальчишка... Но сегодня такой жаркий день... И змея могла выползти на тропинку, а он босиком...
— Мард! Где ты, Мард?! Заира бегом кинулась к лесу.
— Эй, эй! — отозвался отец. — Слышишь, Заира, мальчик со мной.
Добежав до опушки леса, Заира прислонилась к молодой шаткой ольхе.
— Скажи ему, пусть на глаза не попадается, уши надеру! — крикнула, глотая слезы.
Из-за глубины леса торопливо вышел отец, потный, сутулый, со слипшимися волосами. Он треважно оглядел дочь, улыбнулся.
— Знает парень, где работаю, вот и прибежал помогать.
— Мог бы сказать, а то бросил чайник на полпути...
— Он ненадолго, — примирительно сказал отец. — Думал, наверно, обернуться, пока вы его хватитесь. Да и я уже собрался передохнуть, пошли.
Она замешкалась.
— Велел ему прутик выбрать, чтобы козлят загонять, выберет и придет...
— И долго мне его ждать?
— Подожди, Заира, — тихо и серьезно сказал отец. — Сама знаешь, не краткий путь к тебе ему выпал, но придет, только не торопи, и сама навстречу не беги, надорвешься ведь. Долгий путь терпением преодолевают.
— Обедать пора, — стараясь взять себя в руки, сказала Заира.