Абиссинец

Подшивалов Анатолий Анатольевич

— И еще, Александр, хочу тебя обрадовать, — продолжил Альфред, — твои идеи с образованием получили полную поддержку у Негуса. Уже работают около сотни начальных школ светского образования, идет поиск подходящих учителей для следующих школ. В Аддис-Абебе создано что-то вроде министерства образования, которое этим и занимается.

Как мне уже объяснили до этого, начальное, среднее и высшее образование в Эфиопии уже есть и было всегда. Только оно было исключительно духовным и опиралось на монастыри. Дети обучались письму, чтению, четырем действиям арифметики (но не более, даже на продвинутых ступенях), пению и музыке (исключительно религиозного содержания). Выпускались из этих школ священники разного уровня, высшее образование было богословским и позволяло вести бесконечные диспуты религиозного характера. А общем, по характеру образования: мусульманское медресе и Славяно-Греко-Латинская Академия допетровских времен.

Почему теперь и дальше я буду говорить об Эфиопии: потому что к Абиссинии

теперь полностью присоединена провинция Тигре, большая (и лучшая!) часть которой при итальянцах была Эритреей.[3]

На следующий день с утра в поле была выстроена вся армия Менелика. Я ни разу не видел восьмидесяти тысяч воинов в одном месте, зрелище внушало уважение. Справа под охраной толпились пленные итальянцы вместе с воинами туземных эритрейских батальонов — они тоже взирали на невиданное зрелище: кто с деланным безразличием (особенно, офицеры, мол, видали мы толпы дикарей), кто угрюмо, вспоминая что-то неприятное, что со страхом (это черные воины). Наша небольшая группа стояла недалеко от гвардии Негуса, разряженной «в пух и прах» — в пестрых лемптах, в перьях всех сортов от страуса до павлина, все с новенькими итальянскими многозарядками в руках. В плане вооружения от них не отставали только «драгуны» Мэконнына — тоже, все как один, с многозарядными винтовками. Букин был в свите Негуса, слышал, что он тоже теперь фитаурари. Вообще его стараниями в армии Негуса при ее экстренном сборе после самовольного драпа у Мэкеле произошли кардинальные изменения в структуре и воинских званиях.

Армия теперь делилась на корпуса, дивизии, бригады, полки, батальоны, роты, взводы, отделения. Была введена разветвленная система воинских званий: выше всех стоял дэджазмач, пока это звание носил лишь Мэконнын и оно равнялось генералу армии (полному генералу), корпусом — кеньязмач: здесь могла быть «вилка», зависящая от величины корпуса в две или три дивизии, то есть европейский аналог генерал-лейтенант или генерал-полковник, из знакомых мне им был рас Микаэл, кроме него это звание носило еще 3 или 4 военачальника, дивизией командовал фитаурари — генерал-лейтенант, их было еще больше, бригадой командовал геразмач и звание это было равно генерал-майору. Полком командовал туркбаши (полковник), батальоном — младший туркбаши (подполковник), ротой или сотней — баламбарас, полуротой или полусотней — баши (он же субалтерн-офицер в роте), взводный командир получил древнее звание «баляге» — что означало мелкий дворянин-однодворец, наделенный за службу наделом земли[4]. Унтер-офицеры, отсутствовавшие в старой армии Негуса, стали называться: яамбель-туки — фельдфебель, старшина роты; яамса-туки — старший унтер-офицер, помощник командира взвода; туки — младший унтер-офицер, командир отделения.

Рассказывая о новых званиях и реформах управления армией, Букин посетовал на проблему со знаками различия: погоны с шитьем вводить дорого, металлическую фурнитуру (те же звездочки) не достать, да и тоже дорого. Пользуясь своим «послезнанием» подсказал ввести суконные нашивки в виде геометрических знаков — ромбы для азмачей: от одного у геразмача и далее; прямоугольники — «шпалы» у полковника (две «шпалы») и подполковника (одна «шпала»); обер-офицеры носят «кубари» — от одного у баляге до трех у баламбараса; унтера — треугольники-«семечки» — все как в РККА, знаки красного цвета в пехоте, синего в кавалерии, черного — в артиллерии и технических войсках (если таковые в ближайшее время случатся). Вопрос о размещении знаков — можно на воротнике рубахи или на ее рукаве, на шаму их, вроде, пришить некуда, не на спину же… Обрадованный Букин тут же ускакал, не иначе, отправился обрадовать Негуса, что проблема знаков различия решена и решение очень дешевое — клочки ткани.

Теперь же, рассматривая войска, ни на одном воине, даже гвардейцах, никаких нашивок я пока не видел; идея должна «отлежаться», созреть и прийти гениальным озарением в голову самого Менелика, а не какого-то там Букина. Размышляя подобным образом, чуть не пропустил момента награждения. Ко мне прибежал посыльный от Менелика исказал, что Негус требует меня «пред светлые очи». Оказалось, что я произведен в чин кеньязмача и на плечи мне был нацеплен золотой воротник, чуть поменьше, чем у Мэконнына. На голову водрузили затейливый головной убор вроде «клумбы» из перьев: страусиные перья шапкой вокруг головы, а из них торчит пук павлиньих перьев. Потом мне прикрепили на одну сторону рубахи золотую восьмиконечную звезду ордена печати Соломона первой степени, через плечо одели зеленую муаровую ленту с шестиконечной звездой Давида с наложенным на нее христианским крестом [5], а на другую — орден «Звезда Эфиопии» также первой степени — с красивой филигранной многолучевой звездой и круглым военным щитом с орнаментом, таким же как и на реальном щите высших военачальников, как я понял все это — за разнообразные боевые заслуги. За пояс запихнули кривую саблю с золотой рукояткой и рубином, в золотых ножнах и в руки дали золотой круглый щит (это по воинскому званию). В таком виде меня представили Негусу, я отдал честь на европейский манер и отвесил низкий поклон. Негус вручил мне грамоты на пергаменте на все ордена и звание и владетельную грамоту на новые земли Тигре. Все грамоты были на толстом пергаменте с письменами на амхарском, выполненные чернилами разного цвета и большими висячими сургучными печатями. Рядом поставили ларец, как объяснил переводчик — там награды всем моим людям, внутри — список с переводом, так что разберусь. Потом еще вызывали военачальников: Мэконнын получил те же ордена первой степени, что и я, второй степени были удостоены расы и азмачи поменьше: из знакомых — рас Микаэл и Букин. Третьими и последующими степенями орденов награждали непосредственные начальники (вот для чего мне принесли шкатулку), еще более существенные по размерам сундуки поставили возле каждого раса. Из гражданских лиц — Альфред Ильг получил ордена первой степени и портрет Негуса, окруженный бриллиантами (дизайн скопировали с портрета Александра III, что я вручил Негусу). Спросил Ильга:

— Наверно, орденские знаки заказывали в Европе?

— Нет, Александр, это работа армянского ювелира из Аддис-Абебы.

После награждения перед Менеликом и военачальниками довольно нестройно протопали колонны войск, подымая клубы пыли, конные упряжки провезли 4 батареи маленьких орудий Гочкиса, за которыми бегом пробежали артиллеристы в красных курточках и фесках, похожие на Маленького Мука, ухитрившись при этом не потерять свои тапки. Проскакала галласская конница, потрясая пиками и мультуками, издавая разнообразные воинственные выкрики.

Я уже подумал, что это все и пора зрителям, поаплодировав, разойтись, однако я ошибался. К нескольким столбам, вкопанным у задней части площадки напротив Менелика и высокопоставленных гостей, люди в красных колпаках притащили несколько упирающихся человек, что-то кричащих Менелику. По жалобному тону я понял, что они умоляют о пощаде. Среди несчастных был рас Мэгеша, бывший сепаратист, и, как поговаривали, любовник Таиту[6], бывший дэджазмач, еще несколько членов старого Военного Совета. Их привязали к столбам, появились гвардейцы, раздался залп и люди в красных шапках отвязали трупы, привязав на их место других приговоренных к смерти, как было сказано, предателей. Еще залп и еще… Мне всегда неприятно убийство беззащитных людей, как бы оно не называлось, тем более публичное, поэтому я отвернулся в сторону, откуда доносились дикие крики. К моему ужасу, на другой край поля согнали черных стрелков туземных батальонов и теперь люди в колпаках с деловитостью мясников отсекали у каждого их них правую кисть и левую стопу. Я спросил у Альфреда, что это происходит, он ответил, что таков обычай в отношении солдат-предателей, — им отсекают конечности. Но ведь они же не виноваты, они только подчинялись приказам офицеров, а итальянцев как я понял вообще наказывать не будут, они в статусе наблюдателей действа — вот мол мы какие — бей своих, чтобы чужие боялись… Уронив щит, я кинулся на колени перед Негусом.

— Что случилось, рас Александр, первый раз вижу, чтобы ты стоял на коленях!

— Великий Негус негешти! Яви милость, не вели казнить тигринья, отсекая им руки и ноги!

— Но таков наш военный обычай. Поэтому у нас не предают!

— Они не предатели, так как подчинялись приказам итальянцев. И это кровавый обычай, у всех народов они когда-то были, но от них отказались. Пощади несчастных, мне не надо наград, только помилуй их!

— Встань, рас и мой кеньязмач, не годится тебе стоять на коленях ради каких-то тигринья. От наград Негуса не отказываются, ты награжден ими по праву. Хорошо, я милую их.

Рас махнул рукой и к месту казни помчался всадник. Видимо, Негус понял это так, что я не хочу править калеками, стариками и женщинами. И так провинция Тигре пострадала больше остальных, погибло очень много молодых мужчин, которых забрали в армию и они погибли на полях сражений, а теперь еще умрут после казни. После этой экзекуции обычно выживали трое из двадцати, остальные умирали от потери крови[7].

Когда стало возможным уехать, за мной приехали два казака забрать тяжелую шкатулку. Скинув перья, воротник и ордена, я, взяв фельдшера, поспешил к месту казни. Успели искалечить три десятка человек, один умер от шока, другим товарищи пытались остановить кровь, зажимая раны тряпками. Фельдшер наложил жгуты и посадив на мулов, повез несчастных в госпиталь Красного Креста. Меня обступили тигринья, избежавшие казни, многие встали на колени, пытались поцеловать руку. Все говорили что-то благодарственное, но я не понимал языка, пока не пришел уже довольно пожилой тигринья в ношеном мундире с унтерскими нашивками и на ломаном французском сказал, что они благодарят меня и будут молиться за мое здоровье:

— Теперь все тигринья — твои должники, рас Александр. Многие видели как ты стоял на коленях перед Менеликом, умоляя пощадить нас.

Пользуясь случаем, решил прояснить их дальнейшую судьбу. Сказал, что они будут искупать свою вину трудом, а потом вернутся домой. Работа будет заключаться в постройке дороге и уборке трупов и мусора после войны. Все они будут разбиты на сотни и каждая сотня будет выполнять свою работу. Те кто хорошо работает, будут лучше питаться и быстрее попадут домой. Лодыри и лентяи мне не нужны, я их лучше в Судан продам, в рабство — пусть там на рудниках работают под плетьми суданцев. А хорошие работники мне самому нужны и они вместе со своими семьями будут хорошо жить в новой Тигре, где их никто зря не обидит.