Абиссинец
Шрифт:
Тем временем казаки сгрузили из шлюпки пулемет, остававшийся на борту парохода, и дали очередь поверх голов. Ашкеры бросились врассыпную, впрочем, залегли, изготовившись к стрельбе. Дело приобретало дурной оборот. Это почувствовал и интендант, и сказал, что вышла ошибка, пароход наш и мы можем отваливать от причала. Казаки отправились на борт парохода, а я подошел к Нечипоренко и сказал, что у меня есть доказательства того, что наш интендант нечист на руку. Есаул взял двух казаков, попросил Стрельцова побыть за старшего, тем более что потом мы все равно встречаемся в море, недалеко от Массауа, милях
– Гляди, вынырнул! Оно не тонет, – гоготали казаки, столпившись у борта, – может, акула его схарчит! Не, она таким гребует [127] !
Потом казаки отправились на пароход, закончивший погрузку, он отвалил от причала и пошел в море, дав прощальный гудок. «Чесма» ответила тем же и тоже начала разводить пары в котлах. Поскольку все казаки ушли на пароходе, за исключением раненого, оставленного на попечение Семиряги и судового доктора, то я остался один в каюте и перебрался к Маше, заселив в освободившуюся каюту Семирягу с Артамоновым и Новиковым.
127
То есть брезгует.
На следующие сутки встретились с пароходом, который передал нам на борт старателей с их ящиками.
Через неделю мы бросили якорь в Пирее рядом с громадой броненосца «Николай I». Принарядившись, я в мундире действительного статского, с самодельными звездочками на петлицах и русскими орденами, все же надел эфиопскую звезду с бриллиантовыми мечами (скорее, саблями), где в середине были вмонтированы довольно крупные бриллианты, игравшие на солнце, и греческий орден Спасителя, вышел на палубу, где уже был выстроен личный состав броненосца и горстка моих людей в песочной форме. Последовала команда «На флаг и гюйс – смирно».
Поскольку из офицеров и к ним приравненных я остался один (Семиряга был в медицинском мундире с самодельными петлицами титулярного советника), отдал честь, а остальные замерли по стойке смирно. Командир корабля поздравил нас с присоединением к Практической эскадре, и мы сошли на берег. Когда шлюпка пришвартовалась к пирсу, к нам подошел человек в дипломатическом мундире, представившийся советником русского посольства, ответственным за нашу встречу. Меня и Машу он посадил в коляску, которая отправилась в лучшую гостиницу Афин, где нам было снято два номера рядом, во второй
Я спросил, где в Афинах лучший магазин готового женского платья, так как у Маши с собой ничего нет, советник сказал, чтобы я не беспокоился, через два часа, после того как мы разместимся, к нам подъедут люди, которые все сделают.
И действительно, по приказанию королевы Машу одели «с ног до головы». Когда она попросила меня зайти, чтобы посмотреть, как сидит платье, которое ей понравилось, и то, которая фрейлина королевы посчитала уместным для приема, я был поражен тем, что номер превратился в подобие ателье или дорогого магазина с кучей шляпок, туфель, платьев всех цветов и посредине, как дорогой цветок, ослепительно сияла моя Маша.
Я спросил фрейлину, говорившую, между прочим, по-русски, уместна ли будет бриллиантовая диадема, и, вернувшись в номер, взял шкатулку с драгоценностями. Все же пришли к выводу, что диадема – это для официального выхода или свадьбы, а сейчас можно обойтись кольцом и брошью.
Утром следующего дня мы вошли во дворец, и гофмейстер представил меня как владетельного князя и действительного статского советника русской службы в отставке Александра и великую княжну Марию Абиссинскую.
Головы придворных сделали поворот налево и провожали нас взглядами все время, пока мы шли к королю и королеве, стоящих в торце небольшого зала. Я отдал приветствие, приложив пальцы к треуголке, король протянул мне руку, и я ответил рукопожатием, а потом, преклонив колено, поцеловал руку королеве эллинов. Король Георг сказал, что много наслышан и читал в прессе о моих подвигах на войне с Италией, а также об успешно проведенных мирных переговорах, и в ознаменование моих заслуг жалует меня орденом Гранд офицера ордена Спасителя, Марии жалуется бриллиантовый шифр фрейлины ее величества, и королева эллинов прикрепила бриллиантовый вензель к Машиному платью. В ответном слове я поблагодарил от себя и от великой княжны за награды и попросил августейших особ быть посажеными родителями на нашей свадьбе.
Свадьба наша прошла в небольшой дворцовой церкви, посажеными родителями была королевская чета, а шаферами, державшими венчальные венцы – Сандро и капитан 1-го ранга Вальронд. После службы, которая произвела на Машу большое впечатление (понятно, после эфиопских барабанов ангельское пение певчих на кого хочешь произведет впечатление): мерцание отблесков свечей на ризах священников и дорогих окладах древних икон, торжественное возглашение диакона и старенький благообразный священник, благословивший нас на долгие годы счастливой супружеской жизни. В подарок от королевской четы мы получили виллу с садом в тихом пригороде Афин, недалеко от королевской резиденции. С террасы виллы, перед которой был довольно большой бассейн, открывался прекрасный вид на вечерние Афины, вдали виднелся на холме Парфенон.
Мы стояли с Машей, обнявшись, и были совершенно счастливы.